Слушая треск перекрытий, обнимешься – и вставать не надо,
Глядя через плечо на огни, раскатившиеся, как зерна граната.
«Если в твоих полях, в стране твоей голубой…»
Если в твоих полях, в стране твоей голубой
До тебя долетает звук – ты слышишь мой голос,
Но не узнаешь, ибо он другой:
Все, что в нем звенело, плакало и боролось,
Ты унес с собой. Я еще продолжаю петь,
Но это другая музыка, щелкающая, как плеть.
Запахнув с головой, как в медвежью полость,
Она гонит меня прочь от жилья,
Осыпая снегом, сбивая иней
С мерзлых деревьев, – может, это уже не я, —
Слышишь хриплую нотку, волчью? Впору отбросить имя,
Сдернуть, как с луковицы золотистую шелуху,
Лишние тряпки с души – ну, как она без прикида,
Едкая суть у нее – ангелы наверху
Расплачутся от обиды.
Я не знаю, слышишь ли ты этот бег
Сквозь хрустящий, как яблоко, воздух, морозный, манкий,
Сквозь густые тяжелые ветки, в снег
Целиком закутанные, как мусульманки, —
Бесконечно долгий. И когда потом,
Подвывая сипло, глотая сопли, кашляя и икая,
Все-таки доползу на брюхе, с перебитым хребтом, —
Это буду уже не я – другая.
«Ай – слово мушмула…»
Ай – слово мушмула
Зачем-то в снег влетело,
Шершавинкой шмеля
Хлопочет обалдело
По мерзлому стеклу,
Подшептывает вьюге
И сердится в углу,
И крылышками в ухе,
Как в розе, шелестит
Все сладостней, все глубже,
Смешит, щекочет, льстит.
Тифлиса ли, Перуджи
Слетели небеса
В застывшие осинки.
Замерзшая слеза,
Под языком кислинка,
Тарелка за стеной
Заснеженных черешен.
А город – простыней,
Как памятник, завешен.
«Ты говоришь, я горевать умею…»
Ты говоришь, я горевать умею —
Вот и учи меня радоваться, учи.
По мостовой поползли ледяные змеи,
Звякнули капли, как выпавшие ключи.
Как ни печальна смерть, но игра – прекрасна,
Главное – просыпаться, не важно, с кем,
Чтобы струилась прохладная рябь соблазна
Вдоль по каналу мимо кудрявых стен,
Чтоб на бульваре, где тополя срубили,
Между машинами потными и толпой
Колкой, пеньковой – ария Керубино
Быстро вплеталась ниточкой золотой.
Хлещет уха ледяная, ботинки мочит,
Смерть пролетает низко, свистя косой,
НА тебе яблоко, милый, поскольку Моцарт
Гонится следом – ливень его косой
В блеске локтей и талий, объятых шелком,
Словно огнем.
И правда, навел тоску б
Мир – не прижмись мы вовремя к узкой щелке
Музыки,