Я машинально сказал: «Спасибо!»
«Вы только представьте! – не унимался маленький человек. – Как расцветет малый бизнес! Вместо этих дебильных, разукрашенных матрешек он будет делать восковые куклы! А спрос-то какой? И экспорт! Не забывайте про экспорт! А иголки под заказ могут быть даже серебряными! Или вот еще идея: вбивание миниатюрного осиного кола в аккуратненькую тряпичную фигурку вождя, распяленного на кипарисовой дощечке! Каково! А? И ведь неплохие деньги заплатили автору!» – тут он мне подмигнул.
«Кто заплатил?» – спросил я. – «Тот, кого у вас зовут ВСЕ НАШЕ ПЛОХОЕ!» – «Кому заплатил?» – «Автору идеи, конечно!» – «А кто автор-то?» – И тут он усмехнулся и похлопал меня по груди: «А автор-то вы!»
У меня волосы встали дыбом, и я побежал по какой-то степи и закричал, что надо все спасать, что надо что-то делать.
«А все уже делается!» – сказал мне дятел, который прилетел и сел рядом на ветке не-пой-мешь-откуда-взявшегося дерева.
«Что делается?» – «Все! Совершенно! Абсолютно все! Уже принят закон о том, что иголки являются самым вредоносным холодным оружием и что их дома можно иметь только с разрешения, которое дается после справки из психдиспансера! А воск объявлен стратегическим сырьем, и торговать им могут только церкви и только после того, как будет доказано, что весь он пойдет на свечки! Кроме того, создан Комитет по контролю за незаконным оборотом воска!»
В этот миг что-то лопнуло у меня в голове, и в этот момент я проснулся.
Было тихое утро 1 января 2006 года.
Я сел на кровати и посмотрел на жену. Она тоже проснулась и смотрела на меня.
– Ты не знаешь, что такое «Русское вуду?» – спросил я.
– Нет! – сказала она.
– Значит, это был сон! – воскликнул я радостно.
– Какой сон? – спросила она, на что я ответил:
– Ой, блин!
Однажды я подал нищенке двадцать рублей.
– Нет, – сказала она, – это не мое. Ты мне рублик дай!
И я дал ей рубль.
Что сейчас происходит с языком? С ним ничего не происходит. Язык – это такое замечательное явление, что с ним вообще ничего не может происходить.
В язык можно привнести что-то новое, и язык это или примет, или не примет. И если ему понравилось выражение «японский городовой», то оно будет в нем находиться более тридцати лет. Просто надо было сказать все это матом, а потом захотелось заменить. Это как эпоха Возрождения. Там же все говорили о делах амурных иносказательно: «чашки перетереть» или просто «перетереть».
Тогда все достигло такого положения в эту эпоху Возрождения, что все сказанное звучало более чем сомнительно: «покрыть куст» или «настроить лютню».
Пушкина современники называли вздорным, Гоголя – приживалой.
Современники оценивают гения, примеряя его на себя.
Но