Потом спросила Вернера:
– А ваш отец знает, что вы здесь?
– Да, он сказал, что мне следует самому решать, как относиться к социал-демократам.
– Ваш отец – человек очень широких взглядов для нациста.
Ллойд подумал, что это слишком жесткая линия поведения с четырнадцатилетним мальчиком. Но Вернер ответил вполне адекватно:
– На самом деле мой отец не вполне согласен с нацизмом, но он считает, что сейчас Германии нужен Гитлер.
Вильгельм Фрунзе возмущенно сказал:
– Как может быть нужно Германии, чтобы тысячи людей оказались за решеткой? Даже не говоря о том, что это несправедливо, – они же не могут работать!
– Я с вами согласен, – сказал Вернер. – И все же народ поддерживает суровые меры Гитлера.
– Народ думает, что это спасет его от коммунистического переворота, – сказал Фрунзе. – Газеты нацистов убедили их, что коммунисты вот-вот начнут убивать, поджигать и отравлять воду в каждом городе и деревне.
Мальчик, подошедший вместе с Вернером, не такой высокий, но постарше, сказал:
– Однако не коммунисты, а штурмовики волокут людей в подвалы и ломают дубинками кости.
Он говорил по-немецки бегло, но с легким акцентом, по которому Ллойд не мог определить его национальность.
– Прошу прощения, – сказал Вернер, – я забыл представить Владимира Пешкова. Он учится вместе со мной в Берлинской мужской академии. Все называют его Володя.
Ллойд встал и пожал ему руку. Володя был одного с ним возраста, потрясающий парень с искренним взглядом голубых глаз.
– Я знаю Володю Пешкова, – сказал Фрунзе. – Я тоже хожу в академию.
– Вильгельм Фрунзе – наш школьный гений, – сказал Володя, – и по физике, и по химии, и по математике у него самые лучшие отметки.
– Это правда, – сказал Вернер.
Мод пристально посмотрела на Володю.
– Пешков? – переспросила она. – Вашего отца зовут Григорий?
– Да, фрау фон Ульрих. Он военный атташе в советском посольстве.
Значит, Володя русский. Ллойд с легкой завистью подумал, что по-немецки он говорит свободно. Конечно, это потому, что он живет здесь.
– Я хорошо знаю ваших родителей, – сказала Володе Мод. Ллойду уже было известно, что она знакома со всеми дипломатами в Берлине. Это было нужно ей по работе.
– Пора начинать, – сказал Фрунзе, взглянув на часы. Он поднялся на сцену и попросил тишины.
Театр затих.
Фрунзе объявил, что каждый кандидат будет произносить речь, а потом отвечать на вопросы зала. Билеты распространялись только среди членов Социал-демократической партии, добавил он, и двери уже заперты, так что все могут говорить свободно, зная, что находятся среди своих.
«Словно тайное общество», – подумал Ллойд. В его представлении это мало напоминало демократию.
Первым говорил Вальтер. Вот кто далек от демагогии, заметил Ллойд. В его речи не было риторических красивостей. Но он