Лида, похожая на него, была в его уме лучшим доказательством того, что покойница любила его – так, по крайней мере, казалось неутешному вдовцу. Маргарита же, похожая на мать, вызывала в нем горькое воспоминание об утрате.
Быть может это было не логично, но это было так.
Княжна Маргарита еще ребенком чувствовала, что отец любит ее менее сестры, и из самолюбия сама отдалялась от него, не жалуя, конечно, и свою маленькую соперницу.
С летами индиферентизм к отцу и неприязнь к сестре увеличились, но к последней она старалась относиться с покровительственной нежностью.
Восторженная Лида платила своей красавице сестре, как она ее называла, чуть не поклонением.
Она и не подозревала в невинности своей души, что можно было говорить одно, а чувствовать другое.
В ее глазах красавица Марго была лучше, умнее и ученее всех.
Еще в местном пансионе, где учились обе сестры, конечно, в разных классах, ее сестра была лучшей ученицей.
По выходе же из этого пансиона, княжна Маргарита Дмитриевна засела за книги – пополнять недостатки, по ее мнению, пансионского образования, а затем укатила в Москву и Петербург, где была на каких-то высших курсах.
В родительский дом возвращалась она не надолго, часто лишь по пути в Шестово, окруженная для Лиды ореолом высшей учености и ума.
Лида же с детской радостью встретила желанный день окончания пансионской премудрости и отдалась всецело попечениям о больном отце и хозяйстве.
Где только не побывала, чему только не училась и чем только не занималась за четыре года, прошедшие со дня окончания пансионского курса, княжна Маргарита Дмитриевна.
В этой погоне за знанием, в этом искании женского самостоятельного труда были, как и в остальных ее поступках та же порывистость, то же непостоянство.
Видно было, что ни знание, ни труд не удовлетворяли ее сами по себе, что она видела в них лишь средства к какой-то другой намеченной ею цели, но увы, эта цель этими средствами не достигалась, и несчастная княжна, как шальная, металась из стороны в сторону.
XIII
В Шестове
Тридцатипятиверстное расстояние от станции железной дороги до усадьбы князей Шестовых, сплошь по шоссе, в покойном экипаже и на отличных лошадях Николай Леопольдович проехал почти незаметно, углубленный в свои мысли.
Мысли эти были довольно тревожны.
Предстояла встреча с мужем княгини, который был нарисован последней далеко не в привлекательных красках.
Надо суметь ему понравиться, отвести ему глаза, не выказывая своим поведением и недовольства княгини.
Положение было из затруднительных.
Русский народ очень метко определяет его пословицей: «не довернешься – бьют и перевернешься –