– Согласны?
– Да, но при двух условиях.
– Любопытно, что же это за условия?
– Во-первых, во время всего перехода я буду работать матросом и числиться в экипаже.
– А второе?
– Вы когда снимаетесь с якоря?
– Послезавтра с приливом.
– Ну и во-вторых, до выхода в море я остаюсь на берегу. Годится, капитан?
– По рукам. Пойдете ко мне вторым штурманом.
– Спасибо, капитан, вы не пожалеете.
– Надеюсь. И кто знает, может, я и там вам пригожусь. Зовут-то вас как?
– У меня никогда не было имени. Все кличут меня Олоннэ[38] – в честь городка, где я, кажется, родился.
– Ладно, будем вас так и звать. Ну что ж, Олоннэ, ступайте за этим господином, подпишете бумаги, и послезавтра чтоб были на борту как штык.
– Благодарю, капитан, я не подкачаю.
Тем временем за капитаном подоспела шлюпка, он сел в нее и вернулся на борт своего судна.
А Олоннэ вместе с господином Фраппелем меж тем возвратился в Полле. Агент Компании дал ему подписать соглашение, отсчитал надбавку к денежному содержанию в сумме сто пятьдесят франков – по тем временам деньги немалые, – взял с него слово, что он не нарушит соглашения, и спровадил его, пожелав всяческих благ.
Молодой человек поблагодарил господина Фраппеля и откланялся, радостно отправив себе в карман пригоршню монет по шесть ливров каждая.
Но как только Олоннэ остался один, лицо его снова сделалось серьезным; он прибавил шагу и вместо кабака, куда с его-то деньжищами не преминул бы податься любой другой матрос, вышел из города, а выбравшись на дорогу, что вела в Париж, затаился на обочине в густой лесной поросли, скрывшей его целиком.
Было часов шесть вечера; стояли первые майские дни, то есть почти самые долгие в году.
«Вот так, – сказал он себе, устраиваясь поудобнее в своем убежище, – уж здесь-то я точно ее застану. Подождем!»
Ждать пришлось долго, но Олоннэ было не привыкать. Он сидел, навострив уши, не шелохнувшись, точно индийский факир, и пристально всматривался в редких путников, направлявшихся в город или шедших оттуда.
Около часу просидел он в странном своем укрытии, как вдруг ему послышался звон бубенчиков, скрип колес экипажа, катящего по вымощенной мелким щебнем дороге, и дробный цокот лошадиных копыт.
Олоннэ напряг слух.
«Уж теперь-то ошибки быть не может», – едва сдерживая переполнявшие его чувства, прошептал он и крепко прижал руку к сердцу, словно силясь удержать его биение.
В самом деле, спустя несколько минут мимо укрытия, где затаился наш матрос, промчался тяжелый экипаж, запряженный пятеркой лошадей. Молодой человек тут же подался вперед с выражением несказанного счастья на лице и с непередаваемым восхищением в голосе проговорил:
– Это она! Господи, как же она прекрасна!..
Он вдруг побледнел, горестно понурил голову и прослезился.