И, наконец, Лемех: время Лемеха – это эпоха несчастья, страха и насилия…
Впрочем, в Пятикнижии сказано лишь, что Лемех взял в жены двух женщин – Аду и Циллу. Ада родила двух сыновей – Иавала, «отца всех живущих в шатрах со стадами», и Иувала, «отца всех играющих на киноре и свиреле». Двое детей было и у Циллы: сын Тувал-Каин (иными словами, Тувал-кузнец), «шлифующий и кующий всякую медь и железо», и дочь Наама, о которой здесь ничего не сообщается, но из устной традиции известно, что эта женщина впоследствии стала женой знаменитого Ноя.
(Отметим, что в одной из первых, принципиальнейших легенд Пятикнижия наряду с важнейшими формами человеческой деятельности, такими как скотоводство и кузнечный промысел, стоит музыкальное творчество).
Далее приводится речение Лемеха, обращенное к своим женам, в котором вождь клана пытается объясниться в каких-то своих проступках, по-видимому, весьма серьезных… Согласно устной традиции, по роковому стечению обстоятельств Лемех убил своего пращура престарелого Каина, а затем и своего собственного сына Тувал-Каина. Узнав об этом, Ада и Цилла в ужасе отказываются от мужа. В словах Лемеха звучат угроза и оправдание одновременно. Торжественность момента подчеркивается неожиданным переходом повествования на поэтический язык – «высокий штиль».
Вот как передает этот монолог Борис Берман:
«Слушайте моего голоса, жены Лемеха,
Внемлите моему речению,
Ибо мужа убил в рану мне,
И дитя (мальчика) в поражение мне.
Если дважды семь Каину месть,
То Лемеху – семижды семь» (Быт. 4; 23, 24).
Берман разъясняет смысл слов Лемеха: «Пусть я убил и пращура, и сына, и кого угодно, – ну и что? Каин за то же самое наказан через семь поколений. Да еще Господь предупредил, чтоб никто не смел его тронуть. И это Каин, символ убийства, а я всего лишь Лемех. Мне, Лемеху, отмстится «семижды семь», то есть в столь отдаленные времена, что сейчас это не имеет значения. Лемех вызывающе демонстративно разрешает себе убийство. Безответственность Лемеха перед Богом дошла до степени цинизма».
Впрочем, в традиционном переводе смысл этого места заметно отличается от варианта, предложенного Борисом Берманом. Обычно слова Лемеха передают так: «…Мужа убил я за рану мне, и отрока за язву мне. Если Каин отмщен будет в семеро, то Лемех в семьдесят семь раз». В контексте сведений устной традиции эти слова можно понять следующим образом: «Да, я убил и мужа, и отрока за причиненный мне ущерб… Если уж Каин, убивший безвинного брата, по словам Господа, будет отмщен «в семеро», то за мою голову Он взыщет во много раз суровее…»
Очевидно, Лемех пытается уйти от возмездия, угрожая кому-то (вероятно, родственникам) кровной местью… Как бы там ни было, перед нами предстает еще один убийца в роде человеческом. И эта экстремальная модель поведения грозит стать рутинной, что, по-видимому,