– Слушай, а что это мы с тобой, как два дурака, стоим под дождем, когда можно пойти в машину и спокойно там разговаривать? Ты не знаешь случайно?
– Мы не под дождем стоим, а под зонтом, – поправила Лена.
– Это чудовище ты называешь зонтом? – поинтересовался Женька, насмешливо глянув на купол, который за время их разговора, оказывается, успел уже вывернуться наружу двумя спицами.
– Зонт как зонт, – ответила Лена, почему-то обидевшись. Несмотря на то, что сама этот зонт жутко не любила.
– Ладно, не переживай, я тебе новый подарю! На день рождения! Хотя, нет, постой… У тебя ведь день рождения, кажется, недавно прошел…
– Потрясающая у тебя память, Шевцов. Не зря в школе учителя хвалили.
– Ох, не зря! – он, кажется, и не заметил ее язвительного тона. – Не голова – компьютер! Так мы идем в машину? Или так и будем здесь торчать под этим твоим, с позволения сказать, зонтом?
Ей совершенно не хотелось идти к нему в машину. Хотелось обидеться на него – за то, что щелкал ее по носу, что называл ее зонт чудищем, что потерял номер ее телефона и забыл, когда у нее день рождения. Обидеться и послать его подальше.
А больше всего на свете хотелось его – разлюбить.
– Пойдем! – он потянул ее за руку, и она пошла, не сопротивляясь, как послушная марионетка, которая только для того и создана, чтобы ее дергали за веревочки.
В машине было тепло и сухо. Тихонько работал приемник, настроенный на какую-то классическую радиостанцию, беззвучно бегали по лобовому стеклу дворники, а внутри, под сиденьем, был спрятан какой-то хитрый прибор, который делал это сиденье ужасно теплым.
Лена совсем не разбиралась в машинах и не знала, что это за прибор.
По-прежнему хотелось расплакаться. Особенно теперь, под музыку Вивальди, свалив всю вину на пронзительную грусть знакомой мелодии.
– Есть хочешь? – поинтересовался Женька. Не дожидаясь ее согласия, нырнул в бардачок, откуда сразу же пахнуло какой-то вкусной и очень мясной едой.
Пока он копошился в бардачке, Лена разглядывала его темную макушку с завитками почти негритянских волос, и с трудом сдерживалась, чтобы не запустить в эти волосы пальцы.
– Вот, – он наконец разогнулся и принялся шуршать, разворачивая у себя на коленях большой бумажный пакет с фирменной надписью всем известного предприятия быстрого питания. Вытащил из пакета большую круглую булку, завернутую в непромокаемую бумагу, и протянул ей:
– Фастфуд – великая вещь! И никто не докажет мне, что американцы, которые изобрели гамбургеры – тупая нация. Ешь.
Лена послушно развернула бутерброд, неожиданно ощутив внутри, кроме пылающего сердца, еще и призывно урчащий желудок.
– Купил по дороге, – сообщил Женька, уничтожая одним укусом почти половину. – Два. Как будто знал, что тебя встречу…
Он говорил с набитым ртом, и вместо «знал», у него получилось «жнал», а вместо «встречу» – вообще что-то совершенно невнятное.
– Прожуй