– Не берите в голову, – продолжал Ахуткин, легкомысленно качая ногой. – Перемелется. Стерпится. Слюбится.
Балбошин двинул бумагу по столу. Ахуткин достал ее, не вставая и, пока читал, забыл о сигарете. Нижняя челюсть его пошла вперед, нижняя губа потянулась к носу, брови образовали крышу над очками.
– Смеяться? Плакать? – спросил он, передавая бумагу Балбошину.
– Дома смеяться будем, – сказал Балбошин и, помолчав, спросил: – Надумал что-нибудь?
Ахуткин воткнул сигарету в пепельницу и, встретившись взглядом с Балбошиным, неожиданно засмеялся.
– Случай… – говорил он сквозь смех, отирая слезы, – войдет в историю… градостроительства…
– Ты что? – сердито спросил Балбошин.
– Пардон, шеф, – пробормотал Ахуткин. – По-моему, есть два выхода, – оправился он окончательно, нагнав морщины у переносицы, – тактично и в то же время решительно заявить о том, что проект утвержден, и изменения в такой форме делают нецелесообразным его реализацию, так как объект находится в центре застройки. Или?.. Или придумать дому биографию и вписать его этаким коконом, от которого разбегутся кварталы… Не знаю. Нужно подумать.
– Подумать! – передразнил Балбошин. – А кто должен был думать раньше? Это письмо написано год назад. Год! Ах, черт подери! – он вскочил с кресла и забегал по кабинету. – И ведь приписка! Приписка: копия направляется в ЦК! И ведь зарегистрировано, подшито и – никто ни слова!
Зазвонил телефон.
– Балбошин, – бросил в трубку Балбошин. – Да, – лицо его вытянулось. – Да, конечно, конечно… Четвертый этаж… Да… Вас встретят… Конечно…
– Вот, – сказал он, положив трубку. – Иди, встречай. Первая тучка. Член партии с двадцать второго года. Ты уж… так, знаешь, окажи…
Минут пять спустя в кабинет живо вошел старый человек с быстрыми глазами.
– Шидите, шидите! – закричал он с порога, затем подбежал к окну и закрыл его. – Единштвенное, чего я в жижни опашалша – это шквожняков. Ждравштвуйте. Жаножин. Член с двадцать второго. Шражу к делу. Итак?
– Вот какое дело, товарищ Занозин, – начал Балбошин.
– Жаножин.
– М-м, товарищ… Заножин?
– Да нет, – Жа-но-жин.
– Жанозин?
– Вы иждеваетеш надо мной? Я же вам рушшким языком говорю – Жаножин!
– Ну, хорошо, как вас по имени-отчеству?
– Алекшандр Иваныч.
– Алекшандр… простите! Александр Иваныч, дело в том, что проект застройки уже утвержден горсоветом.
– Какой проект?
– Проект… Как какой? Проект застройки старого района города на Тверской, у Смольного. Вы вместе с группой старых большевиков писали по этому поводу…
– Да, я подпишалша! Я шражу подпишалша. Потому что так нельжя, товарищи дорогие! Что же это получаетша? Штарику уже и выйти некуда? А детишки? Наша шмена, наше шчаштье? Никаких гаражей!
– Вы что-то путаете. В письме… – Балбошин взял со стола бумагу.
– Читайте, – сказал