«Ребята хвалят», – подхватил другой.
Верней всего, была простая зависть.
Я не заметил.
Я не замечал,
Я ничего не замечал
И это было неспокойно, жутко.
Луна летела
И я бежал средь деревянных улиц
И колотил их сон, звенел и мчался,
И мысли были только о сегодня.
О завтра и вчера там не хватало места.
О завтра думал в детстве,
а вчера
Еще не наступило.
И так уходит всё.
291. Свидание
Только сумерки глухие.
Только яркий лист кленовый.
Только ветер, как безумный,
Продолжает бушевать.
Он громадными шагами
Мерит площадь бестолково
И вихляющей походкой
Возвращается опять.
На скамеечке уютной,
Как предмет его терзаний,
Как дыра из подземелья
Светит белое лицо.
Все, что было, утонуло
В этой тьме, без притязаний
На свидание в дальнейшем.
Как маяк в пустынном море
Светит белое лицо.
292. Оттепель
Фразы в форточку – капелью.
Плачущий январь.
Стекла, яблони вспотели,
Размывая гарь.
Мокнет рыхлая известка
В бочке под окном,
Плотский шепот перекрестка
Соблазняет дом.
Город с хрустом расправляет
Плечи чердаков.
Тает, тает, рано тает.
Хлоп – и был таков.
Был таков и не был стылый
И осел сугроб.
Ветер с черноморским пылом
Прошибает лоб…
293.
Винтовка – упрек гуманисту,
Который, поверив, погиб.
Который поверил, что выстрел
Не менее чем перегиб.
Гуманность сродни аскетизму
И самообману сродни,
Когда настигают отчизну,
Как волки, угарные дни.
О, как он не знал, что в затишье,
Где порохом пахнет заря,
Неважно, что ты говоришь им,
Неважно… И, может быть, зря.
Но ты говорил и кричал им:
«Не поздно… Единство… Народ…»
Слова твои были причалом
Каких-то нездешних щедрот
На площади, где за неделю
Глаза волновались пестро,
Где люди от слова правели,
Левея сейчас от костров.
Но жизнь свою бросив, как слово
С расчетом, в сознанье, с тоской
Ты кинулся в пропасть былого
И сжег все мосты за собой.
294.
Прислушайся – шумы и гулы.
А тишь, а покой, а стихи?
Их пишет лесничий сутулый
А бакенщик, у реки.
Прислушайся – время уходит.
А сила, а нежность, а страсть?
Их хватит, чтоб ты при народе
Сумел не канючить, не клясть.
Их