Или необязательно? Мало ли родственников является на беседу с доктором? Похититель может прикинуться как раз таким радетелем за ближнего своего, или, того лучше, медпредом. Вариантов масса.
Но это все фантазии, которые разбиваются о непреложный факт: когда сотрудники полиции стали изымать ключи от машины, те спокойно лежали в рюкзаке.
Зиганшин сказал, что больше у них, скорее всего, не будет возможности поговорить наедине, так что если Ярослав хочет чем-то поделиться, сейчас самое подходящее время.
Михайловский покачал головой.
– Ярослав, теперь дело за Галиной Ивановной и вашими родителями. Пусть нанимают адвоката, и дальше я буду уже общаться с ним. Если вы настаиваете на своей невиновности, то мы будем пытаться добыть доказательства в нашу пользу. Но если вы все же сделали то, в чем вас обвиняют, признайтесь если не мне, то хотя бы адвокату. Вас осудят и без вашего признания, но вовремя сказанная правда поможет вам получить самое мягкое наказание из возможных.
– Я ничего не делал, – простонал Михайловский, – ну хоть вы-то мне поверьте!
– И еще один момент: в камере, пожалуйста, держите себя с достоинством, но вежливо. Не провоцируйте.
Михайловский только махнул рукой.
Зиганшин редко полагался на интуицию, но почему-то вышел из следственного изолятора почти уверенный, что бедняга Ярослав никого не убивал.
Его возмущение и негодование не выглядело наигранным, хотя Мстислав Юрьевич знал, что есть люди, которые врут, как дышат, а есть и такие, что говорят чистую правду с таким видом, будто лгут.
«Впечатление и доказательство – это совершенно разные понятия», – напоминал себе Зиганшин, но все равно сочувствовал парню, попавшему в такой ужасный переплет.
После смерти Инги из кабинета убрали все ее личные вещи, но Руслану было тяжело в нем находиться на правах хозяина. Сидеть за ее столом, включать стационарный компьютер, с экрана которого ни у кого не поднялась рука убрать заставку: семейную фотографию Инги с мужем и детьми, на которой они, счастливо улыбаясь, прижимаются друг к другу, не зная, что их ждет.
Наверное, вещи, обстановка, все это было ни при чем, просто, когда он садился в ректорское кресло, сразу думал: «Сейчас Инга меня застукает и прогонит!», и только через минуту вспоминал, что она уже никогда не войдет в свой кабинет.
Наваливалась глухая тоска, он пытался забыться в работе, углублялся в документы, быстро терял