Регрессия как этап развития. Марина Геннадьевна Колбенева. Читать онлайн. Newlib. NEWLIB.NET

Автор: Марина Геннадьевна Колбенева
Издательство: Когито-Центр
Серия:
Жанр произведения: Общая психология
Год издания: 2017
isbn: 978-5-9270-0354-9
Скачать книгу
Howat et al., 1991; Jääskeläinen et al., 1999; White, 2003).

      В качестве признака регрессии при введении алкоголя указывается примитивизация поведения (Salvatore, 1972, 1975). Дополнительным компонентом примитивизации, а также отмеченного угнетения активности более новых систем и увеличения активности более старых и менее дифференцированных систем может быть нарушение контроля ошибок в поведении, физиологическим выражением чего является угнетение ЭЭГ-потенциалов, связанных с функционированием «мозговых механизмов детекции ошибок» (Киреев и др., 2008; Ridderinkhof et al., 2002; Nelson et al., 2011). В свою очередь, с этим эффектом может быть связано возникающее у человека при остром введении алкоголя нарушение учета ошибок при обучении, в том числе в виртуальной среде.

      В использованной нами (Безденежных, Александров, 2014) методике тестирования людям предлагали обучиться навигации в водном лабиринте Морриса. Участникам исследования сообщали, что они будут находиться в виртуальном бассейне и их задача заключается в том, чтобы при «плавании» как можно быстрее найти скрытую под водой платформу и выбраться на нее. Люди проходили это тестирование в обычном состоянии и состоянии алкогольного опьянения с интервалом в 2–3 месяца. В работе анализировали общее время, необходимое для нахождения платформы, время остановок для смены направления «плавания», тактику «плавания», а также эффект последовательности, т. е. влияния характеристик предшествующей реализации поведения на характеристики последующей. В результате сравнения динамики обучения ориентированию в виртуальном лабиринте под действием острого введения этанола и в контроле было обнаружено, что время поиска у людей, не принимавших алкоголь, зависело от последовательности предшествующих проб (df 1/20, F = 3,199, p = 0,020 и df 2/20, F = 3,163, p = 0,013). В состоянии же алкогольного опьянения время поиска платформы со стартовой позиции 1 и 2 не зависело от последовательности предшествующих проб (df 3/19, F = 0,336, p = 0,84 и df 4/19, F = 0,311, p = 0,63). Результаты данного эксперимента указывают на то, что у «алкогольной» группы эффект последовательности не выявляется. Можно предположить, что алкоголь, подавляя активность нейронов дифференцированных систем, существенно влияет на детальность, точность процесса прогнозирования, которые связаны с учетом оценки результатов предшествующих действий при планировании следующих действий. «Огрубление» данного процесса оказывается важным фактором, влияющим на формирование памяти.

      Неудивительно, что повышенная эмоциональность и пониженный контроль ошибок в поведении обусловливают неадекватно завышенное представление участников эксперимента об эффективности собственного поведения (Conger, 1958; Alexandrov et al., 1998).

      Таким образом, полученные результаты указывают на то, что увеличение относительного вклада рано сформированных менее дифференцированных систем в обеспечение поведения связано с увеличением интенсивности эмоций[4]. С этими результатами согласуются и данные, полученные при картировании активности мозга человека в условиях высокоэмоционального состояния –


<p>4</p>

Можно заметить, что мы не рассматриваем здесь те или иные отдельные эмоции, но говорим об эмоциях вообще. Это определяется особенностями нашего представления об «эмоциях» (см.: Александров Ю. И., 2006; Alexandrov, 1999a, b; Alexandrov, Sams, 2005), с позиций которого концепция «эмоций» соотносима с концепциями обыденной психологии (folk psychology). Данная позиция согласуется со сформулированной ранее (Vanderwolf et al., 1988, р. 46): «Имеется мало научных оснований для общепринятого взгляда, согласно которому концепции обыденной психологии, такие как „эмоция“ или „мотивация“, действительно соответствуют анатомическим и функциональным образованиям мозга. Следовательно, традиционные психологические концепции часто служат в качестве вводящих в заблуждение инструкций для исследования мозгового контроля поведения». Эмоции рассматриваются нами не как специальное поведение, не как отдельные психические или специфические физиологические процессы (хотя некоторые процессы, например изменение электрического сопротивления кожи, могут часто связываться с появлением эмоций), а как обозначение доступных индивиду субъективных переживаний (воспринимаемых с позиции первого лица – first-person perspective), которые являются характеристиками актуализации у него множества низкодифференцированных систем, направленных на достижение самых разных результатов. С данным представлением, в свою очередь, согласуются взгляды других авторов (Lindquist et al., 2013; см. также: Barrett, 2006). Они приводят убедительные теоретические аргументы и сводку данных экспериментов в пользу утверждения о том, что определенная эмоция (счастье, гнев, печаль и др.) обозначает не реально существующий объект или явление («natural kind»), а является категорией обыденного знания (common sense category), которое соотносится с «широким рядом ментальных событий, различающихся физиологически, поведенчески, когнитивно, субъективно» (Lindquist et al., 2013, р. 259; курсив наш). Уже представленное и предстоящее обсуждение наших результатов и данных литературы показывает, что у этого широкого ряда разнообразных событий есть тем не менее общее свойство – повышение представленности в наборе систем, обеспечивающих текущее поведение, систем низкой дифференциации.