И, вытирая слезы с мокрой рожи,
Дают ему игрушки и мячи:
«Ну, Геночка, ну перестань, хороший,
Одну минутку, милый, помолчи».
Ты помолчи, девчонки будут рады,
Им не узнать, что, радостью залит,
Твой тезка на скамейке рядом
С тобою, мальчуган, сидит.
И пусть давным – давно он не ребенок,
Но так приятно, нечего скрывать,
Что хоть тебя устами тех девчонок
Сумели милым, Геночкой назвать…
1954
Десять лет
Загорелым, обветренным и босым
Выскочил он под дождь.
От современности – только трусы,
А так – африканский вождь.
Пренебрежительно глянул на нас,
Вытер ладонью нос
И пустился по лужам в дичайший пляс
С удовольствием и всерьез.
Даше
Глаза мои опухали,
Ресницы машут лопухами,
Одна ресница, как лопух,
Другая – веточкой еловой —
По девочке светлоголовой
Слезой падет на летний луг.
А людям – пожимать плечами,
С чего же так орать ночами,
Как морж или медведь,
С чего же все на свете путать,
Котенка под рубахой кутать,
Штанов, но сути, не иметь.
Жить обреченным явно на смех,
А между тем, спокойно, насмерть,
Блевотиной освободя,
Жить для себя.
Качайся в смехе, покачайся,
Но ты особо не печалься,
Сегодня – точно не помру.
Я комнату спокойно отопру,
Ботинки в сторону отброшу,
Чернил налью в твою галошу,
Рукою об руку потру.
Прощай, мое сокровище, —
Нелепые слова,
Но как от них укроешься —
Кружится голова.
И мартовская талость
Бросается и рвет.
Мне докружить осталось
Последний поворот.
До невозможного вкусные пирожки
Голод
пополам
режет,
Настроение
плачет…
И вдруг:
«Пирожки
свежие,
Свежие
и горячие,
Лучшие в мире…»
Лизнул слюну с губ —
«Берите
четыре
За руб».
Рассказывать об этом можно
И в стихах
и устно,
Пирожки до невозможного
Вкусные.
1955
Друг мой, я очень и очень болен
П. Финну
Друг мой, я очень и очень болен,
Я – то знаю (и ты) откуда взялась эта боль!
Жизнь крахмальна, – поступим крамольно
И лекарством войдем в алкоголь!
В том – то дело! Не он в нас – целебно,
А, напротив, – в него мы, в него!
И нелепо ли бяше! – а лепо,
Милый Паша, ты вроде Алеко
И уже не помню кого,
Кто свободен