«в двадцать лет человек бессмертен…»
в двадцать лет человек бессмертен
когда бабка его умирает
он знает: смерть бессмертных не выбирает
и глаза он трет а не вытирает
глаза его сухи
лишь бронхит в груди извлекает звуки
двадцати лет отроду человек себе не соврет:
нечему течь
время застыло
изнутри бьется живая
сила эта сила его не убьет
«смотри смотри…»
смотри смотри
вот оно очередное
вот оно
гнойное родное свое
смотри
вот сердечную мышцу свело
вот разлука временная навек
еще немного и станет светло
хороша его дорога
смотри наверх
«когда мне грустно я рыдаю…»
когда мне грустно я рыдаю
когда мне радостно я злюсь
и никогда не угадаю
когда и в чем я проявлюсь
когда мне скучно я плююсь
когда я голоден чихаю
газету я тогда читаю
когда во сне себе я снюсь
и эти выскоки и вскоки
душевных трепыханье фибр
всегда в свои приходит сроки:
копаю ль яму пью ль кефир
забор ли от соседа строю
то вдруг не поведу и бровью
а то уж сам горю как страсть
но кладку продолжаю класть
я научился той науке
когда беда идет на руки
котенком черным шерстяным
с урчаньем твердым жестяным
я разучился и разулся
наелся выспался надулся
и толст как вафельный пломбир
я таю наблюдая мир
и мира вкус прохладен сладок
но липок
приторен осадок
«глубок я для тебя река…»
глубок я для тебя река
высок я для тебя гора
а против человека точка
от темечка до ноготочка
я между пальцами грибок
улыбка мелкая
кивок
я волос на краю обмылка
я чей-то голос
только чей?
каких таких вещей?
«все это поправимо…»
все это поправимо
день пролетающий мимо
утро пустой беготни
мы не одни
слышишь дыхание за стеной
это человек одевается
человек времени не теряет
человек превращается в перегной
следит за временем
время свое проверяет
и время при нем
время никуда не девается
I
равнинный ветер ограничен
возвышенностями земли
и звук проникший органичен
к чему здесь человек привыкший?
а большего мы не смогли
вот деревянный стол сырой
стена малиновая сруба
дух деревянный за стеной
вот лето вышедшее грубо
ложись