– Никто не говорил, что будет так трудно, – задыхаясь, произносит она.
Я сжимаю ее руку, а это не так-то просто, потому что она сама уже до боли сжимает мою.
– Этот воин, – говорю я ей, – будет таким же сильным, как его мама.
Годами меня учили, что Бог нуждается в воинах. Что мы – ангелы этой расовой войны и без нас мир снова превратится в Содом и Гоморру. Фрэнсис – легендарный отец Брит – проповедовал новобранцам о необходимости роста наших рядов, чтобы мы смогли дать отпор. Но теперь, когда Брит и я находимся здесь и собираемся привести в этот мир ребенка, торжество и страх наполняют меня в равной степени. Потому что, как я ни старался, этот мир остается выгребной ямой. Сейчас, в эту секунду, мой ребенок совершенен. Но, едва родившись, он неминуемо будет испорчен.
– Терк! – кричит Бриттани.
Чуть не пропустив въезд в больницу, я резко выворачиваю руль влево.
– А если, например, Тор? – спрашиваю я, переводя разговор на имя для ребенка – мне очень хочется отвлечь Брит от боли.
У одного парня, которого я знаю по «Твиттеру», недавно родился ребенок, и он назвал его Локи. Некоторые из старых команд серьезно занимались скандинавской мифологией, и хотя они уже распались на мелкие ячейки, от старых привычек не так-то просто избавиться.
– Может, Бэтмен или Зеленый Фонарь? – бросает Бриттани. – Я не буду называть своего ребенка именем персонажа комиксов. – Она морщится от очередной схватки. – А если это девочка?
– Чудо-женщина, – предлагаю я. – В честь ее матери.
После того как умер мой брат, все развалилось. Как будто тот суд сорвал внешний слой кожи и то, что осталось от моей семьи, превратилось в кровь и кишки, которые больше ничто не удерживало вместе. Отец ушел от нас и стал жить в кондоминиуме, где все было зеленым: стены, ковер, туалет, плита, – и каждый раз, когда я наведывался к нему, меня начинало тошнить. Мать начала пить: сначала бокал вина за обедом, потом всю бутылку. Она потеряла работу в начальной школе, где работала помощником воспитателя, когда вырубилась на детской площадке и ее подопечная – девочка с синдромом Дауна – свалилась с горки и сломала запястье. Через неделю мы погрузили все, что у нас было, в грузовик и переехали к дедушке.
Мой дед – ветеран, для которого война до сих пор не закончилась. Я его плохо знал, потому что ему всегда не нравился мой отец, но теперь, когда это препятствие было устранено, он взялся воспитывать меня так, как, по его мнению, меня следовало воспитывать с самого начала. Родители, говорил он, были слишком мягкими со мной, и я стал неженкой. Он собирался закалить мой характер. На выходных он будил меня ни свет ни заря