Анализируя способы решения этой проблемы, предпринятые на Западе К. Бюлером, в России – К. Н. Корниловым (предложившим способ внешнего объединения этих абстракций), он пишет: «В результате такого объединения не может получиться ничего, кроме суммирования ошибок, допущенных синтезируемыми направлениями, – соединения несостоятельной концепции сознания с ложной концепцией деятельности человека и неправильным пониманием отношения психологии и идеологии» (там же).
Это данное им определение проблемы включает и те составляющие, которые характеризуют специфику кризиса психологии в России:
1) Попытка его решения путем непосредственного переноса, прямого применения в психологии любых положений Маркса.
2) При противопоставлении сознания и поведения отсутствие учета их как качеств «живого человека как конкретной исторической личности» (там же).
3) Отрыв и сознания, и деятельности не только от личности, но и от социального характера условий, в которых она живет и действует.
4) Наконец, в силу этого при характеристике сознания «неправильное понимание отношения психологии и идеологии» (что, как говорилось, отмечалось С. Л. Рубинштейном еще в критическом анализе концепции Э. Шпрангера в 1920-е годы).
Глубочайший парадокс сознания и мышления российских психологов в 1930-е годы состоял, таким образом, в том, что под прямым и, можно сказать, насильственным воздействием идеологии и социальных условий, которые порождали их сознание, они в своих теоретических суждениях исключали последние из предмета своего изучения. Исключением в ряду психологов был в тот период Л. С. Выготский. Он, напротив, сознательно или неосознанно, сегодня сказать трудно, абсолютизировал роль социальной детерминации психики (однако только ее роль как роль культуры в развитии психики ребенка). Его последователи усилили эту абсолютизацию, когда, видимо, на «чаше весов» эта роль перевесила в самой действительности. Но, как отмечала К. А. Абульханова, в известном смысле проводя водораздел между позицией самого Л. С. Выготского и его школой, он подчеркивал роль социальной детерминации как решающую роль культуры для развития ребенка, причем в ограниченных пределах.
С. Л. Рубинштейн осуществляет свой критический анализ, обнажая остроту и сущность сложившейся и в мировой, и в отечественной психологии проблемы с самого начала статьи, еще до обращения к работам К. Маркса, что свидетельствует о наличии уже сложившейся у него философской