«Это было испытание, – решил он. – Сегодня наступила моя ночь возможностей, и я должен найти в себе силы не упустить шанс».
Гаррик всегда верил только в кости, плоть и кровь – одним словом, в материю, которая не вызывает сомнений, которую можно потрогать руками. Но сегодня в его жизни появилось нечто иное… нечто небывалое.
Магия.
Сколько Гаррик себя помнил, магия манила и зачаровывала его. Еще мальчишкой он часто таскался за своим отцом в лондонский театр «Адельфи» и из-за кулис смотрел, как отец стирает пыль с декораций или метет сцену, подобострастно лебезя перед актерами. Даже тогда раболепное преклонение отца вызывало у юного Альберта Гаррика злость. Да кто они такие, эти люди, которые смеют обращаться с ним с таким пренебрежением? Жалкие ремесленники, поденщики от искусства, бездари…
Среди актеров существовала своя иерархия. Самую вершину ее занимали оперные солисты, за ними следовали комики, затем – красотки из хора, фокусники и дрессировщики. Маленький Альберт увлеченно наблюдал за мелкими драмами закулисного мирка, которые разыгрывались на его глазах чуть ли не каждый вечер: дивы бились в истериках из-за того, что отведенное им место в гримерке оказывалось не таким удобным, как они ожидали, или букет в день премьеры оказывался не таким огромным, как у соперницы. Звенели пощечины, хлопали двери, вдребезги разлетались разбитые вазы.
Один особенно чванливый тенор, итальянец по имени Галло, счел, что фокусник из их труппы не выказывает ему должного почтения, и решил выставить его на посмешище во время празднования собственного дня рождения в пивной «Угольная яма» на Стрэнде. Гаррик наблюдал за их стычкой, притулившись возле камина, и она врезалась ему в память так ярко, что он мог припомнить все до последней мелочи даже сейчас, почти сорок лет спустя.
Фокусник, носивший имя Великий Ломбарди, имел сложение жокея: невысокий и жилистый, с чуть великоватой для такого тщедушного тела головой. Тонкие, ниточкой, усы придавали ему несколько суровый и строгий вид, а гладко причесанные напомаженные волосы еще больше усиливали это впечатление. Ломбарди тоже был итальянцем, только родом с юга, из Апулии, которую римлянин Галло считал краем простоватых селян, и очень любил делиться этим своим мнением по поводу и без. А поскольку Галло был одним из ведущих актеров, Ломбарди оставалось безропотно терпеть постоянные насмешки и издевательства. Вот только Галло следовало бы помнить, что все итальянцы – люди гордые, и проглоченные обиды разъедают их изнутри, точно желчь.
Тем самым вечером, усладив для начала собрание чуть хриплым исполнением «Застольной песни» из «Травиаты», Галло неторопливо прошелся через зал к месту, где сидел фокусник и фамильярно похлопал его своей мясистой ручищей по костлявому плечу.
– А скажи-ка нам, Ломбарди, правда ли, что апулийским беднякам приходится драться со свиньями за съедобные коренья?
Присутствующие захохотали и зазвенели бокалами, поощряя