«Эй, хлопец! – крикнул пан Данило. – Беги, малый, в погреб да принеси жидовского меду! <…> Что, Стецько, много хлебнул меду в подвале? <…> Эх, козаки! что за лихой народ! все готов товарищу, а хмельное высушит сам». В черновой редакции «верному хлопцу» Стецько принадлежала со своей стороны реплика, которую он произносил после гибели пана Данила: «Я пойду, соберу наших. Ляхи уже услышали про наше горе и ворочаются назад. Сердце так <и> чует, что уже шумят они в подвале. Меды поотпечатаны, и вино хлещет из воронок».
Эти реплики героев «Страшной мести» прямо перекликаются с содержанием нескольких заметок Гоголя, сделанных незадолго до создания повести при чтении «Истории государства Российского» Н. М. Карамзина: «У князей бывало немало богатства в подвалах, кладовых и погребах: железо, медь, вино, мед, на гумнах множества хлеба. У Святослава Черниговского, брата Игоря, нашли 900 000 скирд… Меду в подвалах 500 берковцев и 80 корчаг вина[11]… В междоусобных бранях обыкновенно дружина и вожди прежде всего старались овладеть кладовыми и погребами…» Заметка эта, в свою очередь, связана с размышлениями Гоголя о причинах замедления и «остановки» тогдашнего «хода развития» Руси, которую писатель усматривал именно в корыстолюбии князей: «Уделами менялись и торговались, как воины своими оружьями… Часто иные князья, когда нравился им чужой удел, изгоняли с сильною дружиною князя… Здесь-то нужно искать причины остановки хода развития в России» (заметка «Внутреннее устройство»). Эти же размышления отразились позднее и в строках «Тараса Бульбы» о «враждующих и торгующих городами мелких князьях», а также в знаменитой речи Тараса о товариществе: «Знаю, подло завелось теперь в земле нашей: думают только, чтобы при них были хлебные стоги, скирды, да конные табуны их, да были бы целы в погребах запечатанные меды их… Паскудная милость польского магната… дороже для них всякого братства…»
Эти представления и лежат в основе образа пана Данила в «Страшной мести», который, с одной стороны, сетует, подобно Тарасу, на отсутствие «порядка» в Украйне («…Полковники и есаулы грызутся, как собаки, между собою. <…> Шляхетство наше все переменило на польский обычай… продало душу, принявши унию»), с другой, как неоднократно подчеркивает автор, сам не лишен корыстолюбия. В последнем же случае Данило Бурульбаш, преступая ради мирских стяжаний узы духовного родства, прямо уподобляется у Гоголя Петру Безродному из «Вечера накануне Ивана Купала».
Атмосфера странного недоверия царит в хуторе пана Данила. «…Козакам что-то не верится», – замечает Катерина о самых приближенных к пану Данилу «отборных», «наивернейших молодцах». В черновой редакции эта мысль была повторена автором еще раз. «А вы, – сказал Данило, выходя на двор и отделяя из кучи собравшихся козаков надежнейших (курсив наш. – И. В.), – оставайтесь