Мать ответила не оборачиваясь:
– Не думаю, няня, что это необходимо. Лучше будет оставить его в покое.
– Да ее здесь и нет, – мотнула головой миссис Белфлауэр. – Опустилась в Хафем, к своему дяде. – (Поясню: деревня Хафем расположена выше, оттуда течет река, что пересекает за нашим домом Мортсейский лес, но деревенские всегда говорили «опуститься в Хафем», как будто речь шла о чем-то предосудительном.) – У бедного старика прошлой ночью начался жар. Дома об этом только что услышали и послали за нею малыша Гарри.
– Что, подхватилась и ушла, ни слова не сказавши? – возмутилась Биссетт. – Слишком много эта девчонка себе позволяет. Когда она вернется?
– Она всего минуту как вышла из дома, – огрызнулась миссис Белфлауэр.
Между нею и Биссетт всегда существовала скрытая вражда, которая редко выходила на поверхность. Как Англия и Россия долгое время боролись за превосходство в полосе от Константинополя до северо-западной границы, так эти две женщины, обосновавшиеся каждая в своей вотчине – кухне и детской, – оспаривали друг у друга власть в сферах, принадлежность которых не была столь четко определена. Сьюки заменяла им Оттоманскую империю.
– И кто же ей позволил уйти, миссис Белфлауэр?
– Я, миссис Биссетт.
– У вас прав таких нету здесь командовать.
– А у вас нет права указывать, есть у меня права или нет.
Внезапно матушка обернулась и топнула ногой.
– Замолчите! Вы обе!
– Да я что, – пролепетала Биссетт, и мы все трое удивленно воззрились на матушку.
– Накройте стол к чаю, миссис Белфлауэр, а ты, Джонни, иди со мной. – Мать быстро направилась к двери, я послушно последовал за ней, оставив Биссетт и кухарку, внезапно сблизившихся благодаря общей обиде.
Из старой половины дома мы перешли в новую, в обширный холл, откуда двери вели в общую комнату и столовую для завтраков, где обычно устраивались трапезы (кроме, как ни странно, завтраков – их накрывали в малой гостиной). Когда мы вошли в столовую, я попросил:
– Расскажи мне о Лондоне.
– Да что вы все, сговорились свести меня с ума? – крикнула матушка. Потом, обернувшись, обняла меня. – Прости, Джонни. Ты не виноват.
Мы сели за стол, и она продолжила:
– Я жила там раньше. Вот и все.
– Когда? Я думал, мы всегда жили здесь.
– Это было до твоего рождения.
– Расскажи, что было до моего рождения.
Тут вошла миссис Белфлауэр и принялась расставлять на столе приборы.
– Поговорим об этом позже.
– А что этот человек говорил о моем отце? У меня ведь не было отца, правда?
Я заметил, как напряглась спина миссис Белфлауэр, которая ставила чайник на пристенный стол. Мать посмотрела на меня с упреком, а я вместе с раскаянием испытал и извращенное удовольствие оттого, что мои вопросы ее огорчают.
– Один раз, я слышал, обо мне сказали: