Когда я вернулся в холл, гости прощались и получали деньги и письмо. Миссис Дигвид настояла на том, чтобы матушка дала ей записку со своим именем и адресом.
Наконец мы четверо двинулись через деревню, мирно дремавшую под снежным одеялом; единственным признаком жизни был дым из каминных труб, который поднимался прямо в ясное небо. Женщины шли впереди, мы с Джоуи – следом.
– Как ты думаешь, перед остановкой кареты кондуктор подудит в рожок? – спросил я.
– Мне и дела нет, – отвечал он. – Я столько раз ездил в карете, что и не упомню.
– Ты? Куда?
– С моим дядей. В Лондон и окрестности.
– Сколько тебе лет?
Его ответ меня удивил: я был мальчик некрупный, а он еще мельче, но разделяло нас, как оказалось, всего полгода. Для меня это послужило утешением: будь я намного старше его, было бы особенно обидно, что я по сравнению с ним ничего в жизни не повидал.
В лавчонке с самым разным товаром, где помещалась также и почта, ставни в самом деле оказались закрыты, так что Сьюки отдала письмо миссис Дигвид с двумя пенсами, чтобы отправить его из Лондона.
– Конечно, сегодня все закрыто, как я и говорил, – указал я.
– Все, кроме погоста, – заметил Джоуи, потому что мы как раз проходили мимо кладбища.
– Не говори глупостей, кладбища не закрываются никогда.
Во взгляде, который он на меня бросил, сквозило унизительное сознание превосходства.
– В Лондоне закрываются. Разве только там есть морг.
– Помолчи насчет Лондона! – крикнул я и толкнул его, решив не спрашивать, что означает незнакомое слово.
Он толкнул меня в ответ еще сильнее, и я схватил его за руку, но он сумел вывернуться и ударил меня в грудь. Тут Сьюки и миссис Дигвид нас растащили и остаток пути не подпускали друг к другу.
К перекрестку мы прибыли раньше времени и несколько минут ждали, пока на заснеженной дороге покажется карета. Едва ее завидев, я замахал руками, кондуктор, к моему восторгу, и в самом деле протяжно загудел в рожок, лошади замедлили ход и – топочущие, звонкие, в испарине – остановились рядом с нами. Кондуктор подтвердил, что снаружи есть свободные места, получил деньги и помог подняться (под моим завистливым взглядом) новым пассажирам.
Пока они устраивались, а кондуктор готовился уже дать сигнал кучеру к отправлению, я вырвал у Сьюки свою руку, подскочил к карете, крикнул Джоуи: «Вот, держи!» – и бросил ему кошелечек, который взял из своей комнаты, со всеми моими накоплениями, а именно одним фунтом, четырьмя шиллингами и тремя пенсами, в том числе и половиной соверена, полученной на кладбище от мистера Барбеллиона. (Я сохранял монету из какого-то суеверного чувства, а теперь был рад случаю от нее избавиться.)
Карета тронулась, прежде чем Джоуи и его матушка успели открыть кошелек, но когда они проехали полсотни ярдов, он привстал и замахал мне рукой, а мать держала его за ноги, чтобы