Рано утром в хату Стефана постучали. Он вскочил с лавки. Тетка Мария лежала на печи. Натруженная непосильной работой по хозяйству спина ее болела, не давая повернуться.
– Стеша, открой, сказала она. Стефан открыл дверь. На пороге стояли люди в военной форме с оружием. Они сразу спросили, где хранится мука и зерно. У дома стояла лошадь, запряженная в повозку на которой уже лежали мешки, собранные с соседских домов.
Стефан указал на небольшой амбар:
– Все, что есть там.
Один стоял возле хаты, двое пошли в амбар. Возвратившись оттуда только с одним мешком пшена, один из солдат прикрикнул на Стефана:
– Ты что издеваешься, кулацкая морда?! Говори где остальное!
– Нет ничего больше! ответил он, непонятно почему чувствуя себя виноватым. Никто ничего не объяснял, на каком основании люди должны были отдавать свои последние продукты питания принудительно, незнамо откуда взявшимся военным.
– Ты в хате поищи, крикнул второй краснощёкий солдат, чую там заховали! Оба солдата с оружием пошли в хату, зайдя стали все переворачивать вверх дном, но ничего не нашли. Краснощёкий заорал на тетку Марию:
– Что сука лежишь! Где хлеба прячешь, говори!
– Не трогайте её, больная она, робко сказал Стефан. Но краснощекий уже оттолкнув Стефана, подходил к печи и стал стаскивать тетку за ноги.
– Что ж вы окаянные делаете, управы на вас нет! Нет у нас ничего! только и успела сказать Мария и, ударившись головой об пол, затихла.
– Сволочи! Кричал вслед им Стефан, что вы сделали! Но те уже ничего не слушали, не обращая внимания, выходили из хаты, матерно ругаясь, направились к сараю, где рядом под навесом стояла лошадь.
– Давай её сюда, орал краснощёкий, хлеба суки попрятали, заберём тогда хоть лошадь.
Кобыла Зорька признавала только Стефана. Он кормил, ухаживал за ней и очень её любил. Вряд – ли она послушается чужого. Увидев посторонних, она стала храпеть и метаться, не подпуская к себе. Но краснощёкий, уже войдя