вот эти слова гостю очень даже не понравились. Нет, не то чтобы взревновал – к кому, чай, Мелезия ему не жена, да и вообще они едва знакомы – а все же… Все же какое-то не очень хорошее нахлынуло чувство. Лешка помнил: вот раньше, еще в той, прошлой жизни, сидишь, бывало, в сельском клубе на лавке, на девок глазеешь, ждешь не дождешься медленный танец, чтоб пригласить, а, как заиграет, наконец, музыка, ноги, словно ватными делаются, и такое дикое нахлынет вдруг смущение, что и с места не встать. Пока решаешься, видишь вдруг, как какой-то прохиндей – и откуда такой только взялся? – к присмотренной тобою девчонке – шасть! Позвольте, мол, пригласить – а та не отказывает, с чего бы?! И такая обида нахлынет – вот, как сейчас, хоть и, казалось бы – не с чего.

      Интересно, было что-то у этого Терентия с Мелезией или нет? Алексей покачал головой – в конце-то концов, ему-то какое дело – было или нет? И все же… Спросить у самой девчонки? Пошлет куда подальше с такими вопросами – и правильно сделает.

      А пирующие плотники между тем затянули песню, да не простую – любовную:

      Сегодня только начал плющ

      вкруг пальмы стройной виться.

      Увидит завтра стар и млад,

      какой любовью любит

      Невесту милую жених,

      как пылко обнимает,

      Целует локоны ее вкруг шеи лебединой.

      Голова кружилась, и вдруг сильно захотелось спать – вот, что неразбавленное вино с людьми делает!

      – Ну, пойду, пожалуй, – Алексей поднялся со скамьи. – Прощайте, други. Приятных вам снов.

      – И тебе удачи! – захохотал Прохор.

      Простившись, Лешка первым делом спустился под лестницу, в уборную, после чего долго умывался под рукомойником во дворе. Видел, как мимолетным виденьем прошмыгнула мимо Мелезия, хотел было крикнуть – да девчонка уже убежала в дом.

      Махнув рукой, Алексей постоял немного на улице, подставив мокрое лицо свежему морскому ветру. Моросил дождь и это неожиданно было приятно. Темнело, хорошо так темнело, не как вчера – с месяцем и звездами – на этот раз куда как плотнее, беспросветнее.

      Порыв ветра швырнул за шиворот воду с ветвей раскидистой ивы. Лешка поежился и быстро зашагал в дом. Хозяйка, бабка Виринея, как всегда, дремала в углу в старом кресле. В очаге догорали поленья, распространяя приятное тепло, пахло подгоревшей кашей, молоком и прогорклым оливковым маслом.

      Поднявшись до середины лестницы, старший тавуллярий вдруг замер, услыхав наверху, в коридоре, какую-то возню. Прислушался:

      – Пусти!

      Голос Мелезии!

      – Ну, пусти же!

      В ответ что-то сопливо загундосили.

      – Отстань, хуже будет!

      Тут же послышался хлесткий звук удара и приглушенный мужской вопль. И сиплый рык:

      – Ах ты, сука! На!

      – Ай…

      Похоже, девчонке заткнули ладонью рот. Скотина – кто б ты там ни был! Нельзя так с женщинами…

      В два прыжка Алексей оказался в коридоре. Темно – хоть глаз выколи, лишь какая-то возня в дальнем углу. Черт, и как же тут вмешаться-то?

      А так!

      – А