– Вася, мы где с тобой?
– В ментовке, где же еще-то? Не помнишь, что ль, вчера побуянили?
– Побуянили? – Михаил уселся, скрестив ноги, и почесал затылок. – Нет. Не помню.
– Ну как же! Помнишь, водку мы с тобой на бережку пили?
– Водку – помню.
– И девка еще была…
– Девку – не помню…
– Ну, такая еще, в старинном платье…
– А-а-а-а!!! Гопники еще к ней приставали… Вспомнил!
– Вспомнил, вспомнил, – передразнил Веселый Ганс. – Колом только их не надо было бить…
– А что, я их колом, что ли?
– Ну да – выдернул из забора жердину и погнал… Вот нас с тобой и забрали! Да… девчонка та нас отмазывала… браслетик, вон, тебе подарила…
– Браслетик? Какой браслетик?
Михаил посмотрел на запястье… ну да, вот он… Желтовато-коричневый, витой, в виде змейки… Постойте-ка! Так он же сломался, браслетик-то! А тут вот – целый… целый…
– Слушай-ка, Ганс…
Миша поднял глаза… и обмер – никой не Веселый Ганс перед ним сейчас был, а… сын тысяцкого Сбыслав Якунович. Кудрявый, улыбчивый, правда, немного бледноватый… видать, вчера тоже малость того, укушался…
А вокруг – не камера, а… горница, что ли?
Черт побери!!!
Михаил рывком поднялся.
– На вот, испей, – протягивая глиняный кувшин, ухмыльнулся Сбыслав. – Пей-пей, тут квасок кисленький, с похмелья – славно.
Миша сделал пару долгих глотков – и в самом деле, славно!
И вспомнилось сразу все… Битва, путь… рабыня!
– Слышь, Сбышек… А куда Марья-то делась? Ну, девчонка та, помнишь?
Сын тысяцкого кивнул:
– О рабе своей спрашиваешь? Не беспокойся, она с челядинками… На днях продадим на торжище от греха – что выручишь, твое!
– Продадим? – Михаил помотал головою. – А оставить ее нельзя?
– Да не желательно бы… Пересуды пойдут всякие… Тебя ж оженить надо!
– Оженить?! Бррр!!!
– Ладно, оставим пока рабу твою, – ухмыльнулся Сбыслав. – А я к тебе вот зачем… Батюшка посейчас не придет с беседою – в господу уехал. А вот с монастыря Юрьева монашек приперся – про битву выспрашивать, игумен, вишь, ему все точнехонько записать велел. Наши тут ему много чего наплели… теперь твоя очередь. Посейчас пришлю… Токмо ты уж не сильно ему ври-то… так, как все…
Весело подмигнув, сын тысяцкого вышел, не прикрыв за собой дверь.
Браслет, господи!!! Сон-то – в руку! Вот с чего все началось-то! С него, с него, с браслета! Надел на руку и…
– Дозволишь ли войти, господине?
– Войти? А ты кто? – Михаил непонимающе посмотрел на возникшего на пороге востроглазого паренька лет четырнадцати, в черной монашеской рясе, с тоненьким ремешком, перехватывающим копны нечесаных соломенных волос.
– Я-то? А Мекеша-книжник, – мальчишка поклонился в пояс. – С обители Юрьевой батюшкой игумном послан,