«Лежнев ведёт переговоры с моей женой, чтобы роман „Белая гвардия“… передать ему. Люба отказала, баба бойкая и расторопная, и я свалил с своих плеч обузу на её плечи… В долгу сидим как в шелку».
Финансовое положение в тот момент и в самом деле было весьма плачевным:
«2 января, в ночь на 3-тье.
Забавный случай: у меня не было денег на трамвай, а поэтому я решил из „Гудка “ пойти пешком».
А через три дня по дороге домой Михаил Афанасьевич купил несколько номеров антирелигиозного журнала:
«Когда я бегло проглядел у себя дома вечером номера „Безбожника “, – был потрясён. Соль не в кощунстве, хотя оно, конечно, безмерно, если говорить о внешней стороне. Соль в идее, её можно доказать документально: Иисуса Христа изображают в виде негодяя и мошенника, именно его. Нетрудно понять, чья это работа. Этому преступлению нет цены».
Просмотр журнала с агрессивной атеистической позицией оптимистическому настроению тоже, конечно же, не способствовал. И в дневнике снова появились невесёлые строки:
«Погода напоминает февраль. и в душах – февраль.
– Чем всё это кончится? – спросил меня сегодня один приятель…
– Да чем-нибудь всё это кончится. Верую!»
Лично для Булгакова «всё это» кончилось написанием новой сатирической повести, рассказывающей о невероятном событии в жизни обыкновенного дворового пса.
«Собачья» история
Начало 1925 года ознаменовалось очередным (и весьма своеобразным) объяснением в любви. 3 января Михаил Афанасьевич записал в дневнике:
«Ужасное состояние: всё больше влюбляюсь в свою жену.
Так обидно -10 лет открещивался от своего… Бабы как бабы. А теперь унижаюсь даже до лёгкой ревности. Чем-то мила и сладка.
И толстая».
На следующий день – новые размышления, но уже на другую тему:
«Сегодня вышла „Богема“ в „Красной ниве“ № 1. Это мой первый выход в специфически-советской тонко-журнальной клоаке».
Судя по тону записи, сам факт выхода в свет нового рассказа Булгакова радовал. А вот напечатавший его журнал с откровенной презрительностью назван «клоакой».
5 января с не меньшей прямотой Михаил Афанасьевич признавался:
«Сегодня в „Гудке „в первый раз с ужасом почувствовал, что я писать фельетонов больше не могу. Физически не могу. „Это надругательство надо мной и над физиологией “».
Понять Булгакова нетрудно – ведь он уже стал писателем, а приходилось тратить драгоценное время на пустую и, как ему казалось, совершенно никчёмную журналистику
Сохранилась открытка от 14 февраля, присланная из «Недр» её сотрудником Б.Л. Леонтьевым. В ней – приглашение от редактора Ангарского прийти…
«… в воскресенье, 15 февраля, в 7 час[ов] вечера на литературное