Увидев меня, она рассмеялась и сказала:
– Несчастный, он совсем спит.
Я протер глаза и сказал:
– Да.
– Садитесь лучше к нам, – будем скучать вместе.
Она показала на окружавших ее кавалеров и сказала:
– Мы бы, конечно, не скучали, если бы ну хоть по душе поговорили об Дарье Ивановне, – да вот… непозволяет…
Она показала глазами на Денисова. А Денисов сидел, опершись на колени, и, не поднимая головы, ответил:
– Я думаю, что если бы Дарья Ивановна вдруг исчезла, нам окончательно не о чем бы было говорить.
– О, да, да, – рассмеялась Софья Николаевна, подняв вверх свои красивые руки, – и не надо даже делать таких страшных предположений. Ну-с, на этот раз, так и быть, оставим Дарью Ивановну и поговорим о выборах. Нет, каков Проскурин?
– Талантливый человек, – ответил молодой, с глупой физиономией господин, одетый с иголочки.
Его фамилия была Алферов. Отец его, богатый помещик, незадолго до этого скоропостижно умер, и Алферов бросил военную службу, выйдя штык-юнкером в отставку. Он при жизни был в ссоре с отцом и нищенствовал в полку. Думали, что он начнет кутить. Но он оказался очень практичным и экономным. Говорили даже, что он занимается ростовщичеством. В купеческих кружках, несмотря на его молодость, относились к нему с большим уважением.
В ответ ему Софья Николаевна сказала:
– Стыдно, стыдно. После этого всякий нахал, всякий не стесняющийся своей непорядочности – талантлив.
Совершенно неожиданно Денисов поддержал Алферова и стал защищать Проскурина.
– Вы, вы?! – накинулась на него Софья Николаевна.
– Да, я, – упрямо ответил Денисов. Поднялся горячий спор.
Вошла моя жена и шепнула мне:
– Не пора ли нам?
Софья Николаевна остановилась на полуслове и спросила:
– А разве уже можно? В таком случае и я…
– И я, и я… – подхватили несколько голосов.
– Господа, это выйдет демонстрация, – запротестовала Софья Николаевна, – я сказала первая и извольте соблюдать приличие. Что?
И она обвела всех своими немного близорукими смеющимися глазами и рассмеялась.
– О, боже мой, как все это глупо, приеду домой и сейчас же приму душевную ванну, – говорила она, прощаясь со всеми.
– Шекспира? – спросил я ее, зная ее любовь к Шекспиру.
– Его, – кивнула она, проходя в большую гостиную.
А я, стоя в дверях, наблюдал, как вдруг преобразилась вся она, серьезная не по летам; с достоинством и проникнутая в то же время как бы невольным уважением, она подошла к губернаторше и сделала ей непринужденный красивый, немного девичий реверанс.
Губернаторша облегченно спросила ее:
– Уже? – И, как бы боясь, что гостья передумает, дружески кивнула ей головой: – Не забывайте.
И потянулись дни за днями с журфиксами, визитами, собраниями и концертами, скучные