Мы шли по двенадцать и тринадцать часов в день, нигде не останавливаясь. Верблюды не изменяли своему ровному, мерному шагу, от начала дня до конца, от первого привала до последнего. Подножный корм и воду они могли только видеть издали, и то во время миража. Им давали горсти по две дуры – род проса – вечером, и только. Арабы, находившиеся при верблюдах, съедали по горсти дуры в день, даже меньше, и больше ничего. Они шли, в течение всего перехода, тем же мерным шагом, как и верблюды, – вожатые впереди, нигде не приседая, не приостанавливаясь. Жар, казалось, не имел на них влияния; для них даже это не был жар.
– Неужели бывает жарче? – спросил кто-то из нас араба. Бедуин засмеялся.
– Разве жарко? – сказал он. – Теперь все-таки зима, хоть и на исходе; летом иначе.
– Как же иначе?
– Да так, что и мы не можем идти через пустыню днем, а ходим ночью.
– Хорошо же должно быть летом: это удовольствие для нас впереди.
Во время-то ночных переходов всего чаще бывают несчастья с караванами. Арабы-бедуины плохо различают звезды; они руководствуются значками, поставленными на горах, самым положением некоторых гор и наконец костями людей и животных, которые высовываются из песку или еще не занесены песком. Во время темной ночи, они не видят своих руководителей и часто принимают одну местность за другую, особенно на безбрежных песках. Тем еще легче ошибиться, что песчаные бугры беспрестанно переносятся с места на место, а следствия малейшей ошибки легко предвидеть.
Я уже, кажется, имел случай заметить, что вожатыми служат, по преимуществу, арабы племени Абабди. Они говорят, что если абабди пройдет через пустыню раз и обронит булавку, то на обратном пути найдет ее; иначе он не абабди. Абабди врут; они, как и все арабы, любят прихвастнуть, особенно, когда речь идет о себе. Дело в том, что они уступают в искусстве вожатых нашим киргизам. Для киргиза все служит признаком в степи: звезды, а он их хорошо знает, наклонение травы, направление ветра, могилы, которые никто другой не отличит от тысячи таких же могил, рассеянных в степи, перелетная или залетная птица. Днем или ночью, он выведет вас с одного конца степи на другой, как по струнке; но уж никто не сравнится с арабами в перенесении трудов пути. Подходя к привалу, после тринадцатичасовой ходьбы, после нескольких таких переходов, арабы выскакивают вперед, танцуют, кривляются и паясничают. Киргиз этого не сделает, хотя всякому, бывалому в степи, известно, к каким лишениям,