– Я анализировал ситуацию. Но так и не смог понять, почему... Почему вы тат просто, совершенно бездумно вы попались в ловушку Барбера. Нет, не понимаю.
Взмахнув руками, Елисеев стал расхаживать от стены к стене.
– Я сотрудник службы безопасности, значит, ответственность за все – на мне, – ответил Мальгин. – А теперь пару слов в свою защиту. К моим советам никто не прислушивался. Я не хочу сказать ничего такого о твоем погибшем брате, о покойниках не говорят плохо. И все-таки... В жизни он занимался не своим делом. Охрана, безопасность – это не его талант. Ему бы работу по хозяйственной линии. Там бы он развернулся. Тебе неприятно это слушать, но вся авантюра, затеянная с этим Барбером, была изначально обречена на провал.
– Да, это была опасная затея, – согласился Елисеев. – Но был соблазн вернуть потерянные деньги...
– Одного соблазна для успеха мало. Твой брат никого не хотел слушать, не хотел ни во что вникать, и учиться не хотел. Если он таскает с собой пушку девятого калибра, значит, он уже крутой малый. Вернуть фирме те два миллиона, что увел Барбер... Николай страдал этой болезненной идеей. Загорелся ей. Хотелось самоутвердиться, доказать, что он не задаром ест свой хлеб. А Барбер... Что ж, он тонко сработал, нагрел нас уже дважды. В первый раз мы потеряли миллионы баксов. Во второй раз...
Мальгин не договорил, потому что на Елисеева старшего было жалко смотреть. Он упал на стул, обхватив нижнюю челюсть, будто у него сразу заболели все тридцать два зуба, сжал губы в тонкую серую полоску.
– Да, мой брат не был высоким профессионалом, но он хотел занимать именно эту должность. И я не мог отказать. Коля окончил трехнедельные курсы охранников в Израиле. И после этой учебы стал слишком высоко задирать нос.
– Я знаю. На этих курсах преподают азы взрывного дела. Но Коля даже не дал мне проверить чемодан перед тем, как поднять крышку. Я его ни в чем не виню. Я-то жив, а он...
– А он, – повторил Елисеев шепотом. – К счастью, у Агапова детей не было, родители давно скончались. А у моего брата осталась жена и трое детей. Он любил детей. Его хоронили в закрытом гробу, я не мог допустить, чтобы мать увидела его... Увидела его таким.
Последнюю фразу Елисеев произнес едва слышным шепотом, поднял вверх палец и надолго замолчал. К манерам Елисеева вести разговор посторонние люди, особенно те, кто впервые общался с хозяином «Каменного моста», привыкали не сразу. Высокий, в очках и неизменном черном костюме, он говорил громко, часто переходил на крик, двигался порывисто, энергично размахивал руками, но самые важные значимые слова почему-то произносил шепотом, при этом поднимал кверху указательный палец. Словно давал собеседнику понять, там, наверху, сидит Господь Бог, который не фраер и не Яшка. Он-то во