«Дробь пониже спины…»
Дробь пониже спины
И Икар упал вниз.
Молится на осколок Луны,
Армада черных лис.
«Не слышать собачьего лая…»
Не слышать собачьего лая,
Не видеть солнечный свет.
Мне нужно два кубика рая,
Манящих, как слава побед.
Располосуйте меня на куски,
Выпейте душу, убейте мой мозг.
Тело зажали крепко в тиски,
Мысли текут, расплавленный воск.
Кто там подходит с кинжалом в руке,
Боже, спасительный шприц.
Я растворяюсь в мягкой реке,
Не вижу кровавых лиц.
Но нет больше близкого Бога,
И нет больше дивной реки.
Только пунктиром дорога,
На сгибе усталой руки.
«Город овеет бриз…»
Город овеет бриз,
И я приоткрою дверь.
Как чей-то ночной каприз,
Ко мне прокрадется зверь.
Не стану я сильней,
Ведь не был я силен.
Ключу не пробить камней,
Которыми он окружен.
«Лопнуло время как струны…»
Лопнуло время как струны,
Кровью разорванных вен,
И предсказали мне руны
В близком будущем плен.
Поздно, руны, что спорить,
Я уже глух и слеп,
К чему же меня неволить,
И грабить последний хлеб?
Нет зимы и лета,
Нет луны и звезд.
Разве не полон это?
И не разрушенный мост?
«Не тронувший девичьих губ…»
Не тронувший девичьих губ,
Не знавший женского тела,
Он умер. Прости его, Господь,
Он душу вернул тебе смело.
Пусть горы накроет дым,
Пусть небо укроет сон.
Не будет несчастья им,
Не будет извечный стон.
Снова солнце забылось,
Серое все, смотри.
Четыре мира открылось,
Четыре, а может быть три.
И в каждом мире по Богу,
По Деве Марии, Христу.
Но между ними дорогу
Сожгли, подобно мосту.
Туманом прикрыла глаза,
Камнями придавит тело.
«Тебе не нужна гроза» —
Она тихонечко спела.
«А я внутри уже гнилой…»
А я внутри уже гнилой,
А я внутри уже потухший,
А я уже не жив собой,
И мне уже ничто не нужно.
«Быть одиноким, быть единицей…»
Быть одиноким, быть единицей,
С небом в глазах, летящей синицей.
С морем в руках, текущим сквозь пальцы,
С солнечным блеском, резвящемся мальцем.
С ветром в дыханье, стремящимся в горы,
С стуком в висках, проникающем в поры.
С каплей дождя по щекам стекающей,
Лаем собаки, мысли все знающей.
С соком деревьев,