Я сунулся к упавшему телу, торопясь и ломая ногти, начал сдирать лифчик, бронежилет, пытаясь освободить Мишкину грудь, дать ослабевшим легким возможность поднять ребра, освободить диафрагму, всосать через пусть и поврежденное горло необходимый воздух. В то же время я понимал, что все, нет больше Мишки!
Его некрупное тело дернулось несколько раз, нелепо подкинулось, притискивая одной ногой мой автомат, вдавливая его в спрессованную серо-рыжую стенку окопа, а другой ногой, в порванном ботинке, ударяя меня в грудь. Скрюченными пальцами, посиневшими ногтями Мишка еще успел рвануть наискось, у самого горла, выгоревший до однотонности полосок тельник и умер, так и не сумев вдохнуть разорванной трахеей пусть и горячего, но такого нужного воздуха.
Ничего сделать уже было нельзя. Я выбрался из окопа, стараясь не наступить, не задеть мертвое тело, и бросился догонять роту, устремленную к ощетинившейся огнем «зеленке», каким-то образом понимая, что это атака, и вникая в смысл всего действа. Впрочем, сильный пинок под зад сержанта Киреева и его рык: «Опаздываешь, салабон!» только подтвердил правильность моего понимания ситуации.
Я бежал и стрелял, почти не пригибаясь и не падая в возможные укрытия. Помню, только тупо удивлялся, как это духи умудрились спрятаться в такой прозрачной, с тонкими ажурными веточками рощице из молодых тополей. Я первым шагнул в призрачную тень, успокаивая засбоившее дыхание и колотящееся сердце. Сырая прохлада прилипла к горячему телу как-то разом, вызывая очередной приступ удивления: «Откуда вода?!», а затем и еще один вопрос: «Почему тихо?».
Я закрутил головой. Никого. Шагнул дальше, в глубь листвы, не обращая внимания на крик Киреева: «Куда? Назад!» и на рваные, неровные очереди автоматных выстрелов, срезающих ветки и тонкую кору с деревцев.
– Да никого же тут нет! – шептал я себе под нос, – никого! – А сам все поводил автоматным стволом и вглядывался в неширокую глубь «зеленки». – Ни-ко-го…
Справа от себя я услышал хрупкий треск. Такой треск бывает, если в лесу наступишь на сухую-пресухую веточку. Как слабый взрыв, с выплескиваемой пылью трухи и прели. Подумалось тогда, что здесь просто по определению не может быть такого звука, слишком уж молодая рощица, совсем недавно поднявшаяся из кустарника.
Это все я думал, пока оборачивался на звук. И опять изумился. Словно из земли торчала фигура духа. Именно торчала! Я четко видел поверхность почвы, усыпанную листьями, видел грудь душмана, видел три черные точки: два глаза и отверстие ствола винтовки. Сообразил еще, почему два широко открытых глаза вижу. Просто духу и целиться особо не надо было, прищуривать левый глаз без необходимости. Чего уж там с десятка-то метров пыжиться. И еще я понял, что сухой треск – это всего-навсего пустой