Кто-то крикнул: «Здоро́во, Вилли!» Хозяин помахал правой рукой, приветствуя неизвестного почитателя. Потом он заметил у дальнего конца стойки высокого тощего малярика, наружностью напоминавшего вяленую оленину, обтянутую дубленой кожей, в джинсах и с вислыми усами, какие встречаешь порой на снимках кавалеристов генерала Форреста. Хозяин направился к нему, протягивая руку. Кожаная Морда не выразила чувств. Разве что шаркнула разбитым сыромятным башмаком по плитке да двинула раза два адамовым яблоком. Глаза на лице, похожем на старое, брошенное во дворе седло, смотрели выжидательно, и, когда Хозяин приблизился, рука Кожаной Морды согнулась в локте так, словно не принадлежала никому, а жила самостоятельной жизнью, и Хозяин пожал ее.
– Как жизнь, Малахия? – спросил Хозяин.
Адамово яблоко перекатилось с места на место, Вилли отпустил руку, которая повисла в воздухе, будто ничья, и Кожаная Морда сказала:
– Помаленьку.
– Как твой малый? – спросил Хозяин.
– Не очень.
– Болеет?
– Не, – пояснила Кожаная Морда, – посадили.
– Черт возьми, – сказал Хозяин, – что они, очумели, сажать таких хороших ребят в тюрьму?
– Он хороший малый, – согласилась Кожаная Морда. – И драка была честная, но ему не повезло.
– А?
– Все было честно, по правилам, но ему не повезло. Он пырнул парня, а парень умер.
– Дела… – сказал Хозяин. – Судили?
– Нет еще.
– Дела, – сказал Хозяин.
– Мы не жалуемся, – сказала Кожаная Морда. – Все было честно, по правилам.
– Рад был тебя повидать, – сказал Хозяин. – Скажи малому, пусть держит хвост морковкой.
– Он не жалуется, – сказала Кожаная Морда.
После сотни миль по жаре мы смотрели на кран как на мираж. Хозяин направился было к нам, но Кожаная Морда вспомнила:
– Вилли!
– Чего? – отозвался Хозяин.
– Твой портрет, – сообщила Кожаная Морда, с хрустом повернув голову в сторону шестикратно увеличенного изображения над сатуратором. – Твой портрет, – сказала Кожаная Морда, – ты на нем плохо выглядишь.
– Ясное дело, – сказал Хозяин, наклонив голову и щурясь на фотографию. – Только сам я был не лучше, когда меня снимали. Ходил как после дизентерии. Попробуй научи уму-разуму этих законников в конгрессе – ослабнешь похуже, чем от летнего поноса.
– Научи их уму-разуму, Вилли! – закричал кто-то в толпе, которая все росла, потому что народ валил с улицы.
– Научу, – пообещал Вилли и обернулся к субъекту в белом пиджаке. – Налей же нам кока-колы, Док, Христа ради.
Док чуть не умер от разрыва сердца, пока бежал за прилавок. Полы его белого пиджака распластались в воздухе, когда он сделал поворот вокруг стойки и, расшвыряв девушек