Он благодарен моей выдержке, и хватается за эту тему, чтобы продолжить беседу.
– Соболезную твоей утрате.
Мэтт протягивает ко мне руку, касаясь моей руки.
– Спасибо, но с тех пор как я приехала сюда, я все силюсь понять, что же это такое я потеряла. Я всегда надеялась, что однажды вернусь в родной дом и обрету в нем семью. Или хотя бы узнаю, почему меня отдали. Но уже не уверена, что хоть в чем-то здесь смогу разобраться. По твоим словам, моя сестра объявила меня мертвой пару лет назад. А что касается родителей, то для них я мертва еще дольше. С трех лет. Даже теперь мой отец так толком и не поговорил со мной.
Я кусаю губы и мой многострадальный палец. Начинает болеть бедро, и я пытаюсь разогреть его массажем.
– Благодаря им мне нечего терять, – говорю я, отстраняя свою руку от него.
– Не говори так, – говорит он и, снова дотягиваясь до моей руки, гладит мое запястье. – Они дали тебе многое. Твое красивое лицо, например.
Он улыбается, очень хочет все наладить. Как будто это он отобрал у меня мое прошлое и теперь обязан вернуть его обратно.
– Мэтт, они отдали меня и оставили Элли. Они никогда не хотели меня, и я уже никогда не стану желанным ребенком. – Снова убираю руку, переплетаю пальцы в замок и ставлю на них подбородок.
– Мне от них ничего не надо, ни от них, ни от кого-либо еще. Я только хочу знать, почему они меня отвергли.
Он возвращает руку на колени, пытаясь не подавать виду, что огорчен.
– Это не может быть правдой.
– Почему нет? – спрашиваю я, выпятив подбородок, как будто бы готовясь к рукопашной схватке.
– Потому что мы и есть наши родители, Айрини. Мы – то, какими нас делают они, своим присутствием или же отсутствием. Проходил ли хоть день, чтобы ты о них не думала? Готов поклясться, что нет. А когда они умирают, с ними умирает и часть нас, вне зависимости, жили мы с ними или нет. Они забирают с собой часть нас самих, кусочек, который всегда принадлежал им, даже если мы об этом не знаем. Когда мы его лишаемся, это будто оставляет в нас дыру. Испытывать от этого боль – нормально, но ты не можешь отрицать этого.
– Ерунда. Они и так создали немалую прореху в моей жизни. Их смерть ничего не изменит. – Как только я сказала это, мне тут же хочется забрать слова обратно. Из-за них я кажусь нуждающейся, злопамятной и задетой. А я не хочу быть такой, внезапно мне хочется, чтобы Элли была здесь, как и множество раз в прошлом, когда я мечтала, чтобы она была рядом, мечтала чувствовать себя нужной.
– Я просто хочу сказать, что ничто не сможет изменить прошлого. Я была не нужна им, вот и все.
То, что он говорит после, меняет все, словно огонек, освещающий самые темные уголки моей души. Глаза вдруг распахиваются. Я словно просыпаюсь.
– Но первые-то три года ты была им нужна. Ты была с ними, они любили тебя, я в этом не сомневаюсь.
Я вспоминаю лицо отца сегодня утром: он не мог смотреть на меня, ему было стыдно. Пожалуй, впервые я вижу, что возможна другая версия