Вы были столь ошеломлены этим удивительным совпадением, сударыня, что решили прибегнуть к моей помощи. Она была обещана вам заранее. И вы заранее были уверены, что она окажется действенной.
Как вы и предполагали, сударыня, я справился с заданием.
По обыкновению снова буду краток.
Сударыня, садитесь на вечерний парижский скорый поезд и на следующее утро выходите в Кемперле. Оттуда следуйте экипажем до Фауэта. Если у вас будет время, то до завтрака или после осмотрите весьма любопытную часовню Святой Варвары, расположенную в очень причудливом месте, которое и послужило толчком для создания фильма „Бретонская легенда“. Затем отправляйтесь пешком по дороге на Кемпер. В конце первого взгорья, чуть дальше проселка, ведущего в Локриф, и стоит в полукруге деревьев заброшенная хижина с интересующей вас надписью. Больше ничего особенного в ней нет. Внутри пусто, отсутствует даже пол. Вместо скамейки – гнилая доска. Крыши нет – одни трухлявые стропила, пропускающие дождь. Повторяю еще раз: в поле зрения кинематографической камеры хижина эта попала совершенно случайно, тут сомневаться не приходится. В заключение добавлю, что фильм „Бретонская легенда“ снимался в прошлом сентябре, стало быть, надпись сделана по крайней мере восемь месяцев назад.
Вот и все, сударыня. Моя двойная миссия выполнена. Я слишком скромен, чтобы поведать, ценою каких усилий и с помощью каких хитроумных средств мне удалось разузнать все за столь короткий срок, иначе вы нашли бы несколько смехотворной сумму в пятьсот франков, которой я ограничился в качестве платы за свои труды.
Благоволите принять…»
Вероника сложила письмо и на несколько минут предалась навеянным им чувствам, мучительным, как и все, что воскрешало ужасные дни ее замужества. Одно из них было особенно сильным и ярким – почти таким же, как в те часы, когда она, чтобы от него избавиться, скрылась под сень монастыря. Это было даже не чувство, а скорее уверенность в том, что истоки всех ее бед – гибель отца и сына – в трагической ошибке, которую она совершила, полюбив Ворского. Конечно, она сопротивлялась любви этого человека и решилась на брак от безысходности и отчаяния, чтобы защитить г-на д’Эржемона от мести Ворского. И все равно она его полюбила. Все равно она поначалу замирала и бледнела под его взором, и за это, как ей теперь казалось, непростительное малодушие ее терзали угрызения совести, которых не могло ослабить даже время.
– Пора идти, – прошептала она. – Довольно бредней! Я приехала сюда не затем,