В общем, пока я писал эти наброски, пришли две новости. Начали, конечно, с плохой… Это оказался родной прадед нашей подопечной. Тот, в бушлате. Отвратительная семейственность! Очень характерно для Врага: «Кто не возненавидит отца и мать», и всякое тра-ля-ля, а как доходит до дела, так родственников своих выгораживаем. И вообще, между прочим, он без вести пропал и даже не канонизирован, кто дал ему право вмешиваться? Да, серьезная каша заваривается… и отступить уже не получится. Будем долбить до последнего.
Зато она перестала ходить в ту свою церковь. Вот уже две недели ни ногой! Значит, сработало. Значит, я героически принял удар на себя и посеял все-таки в ее душе, что полагалось посеять. Ну что же, не бывает бóльших ненавистников Церкви, чем те, кто в свое время обкушался церковностью. Пожалуй, я снова возьму на себя руководство действиями на местах. Жаль только, что так и не знаю толком, чем закончился тот их разговор.
И надо подумать, в каком направлении ее вести. Для начала, конечно же, надо заставить ее жить исключительно своими переживаниями. Вся ее религиозность была построена в основном на эмоциях, мимолетных, незрелых, капризных, – так пусть она назовет эти эмоции настоящей духовностью и переваривает, переваривает, переваривает произошедшее, пока не начнет тошнить, а там и от бледной своей и немощной духовности нетрудно будет отказаться в пользу здорового, бодрящего адского реализма.
Пусть она почаще думает, как ее обидели, не поняли, оттолкнули. Пусть прозреет, увидит все ханжество и лицемерие своего былого духовника, всю его человеческую непривлекательность и ограниченность, которую она так старательно не замечала прежде. Было очарование влюбленности, так настало время разочаровываться, настало время обвинять его самого в собственной слепоте и близорукости: как же это я могла в нем так ошибаться! Это же возомнившее о себе ничтожество! Главное, отводить ее от мысли, что это она сама о нем невесть что возомнила, когда подогревала на огоньке его проповедей свою мечтательность.
Пусть ее молитва, если уж не удалось вовсе отучить ее от молитвы, будет сплошным расчесыванием ран, даже мнимых ран: не оценили, не поняли, не приняли. О себе, любимой. Притворяле надо постараться, чтобы эта хилая молитва как-то обходила других людей. Порой даже просто воспоминание о тех, кто любит и ждет, действует на наших подопечных как душ, смывающий с души заскорузлую грязь. А то еще, чего доброго, начнет переговариваться