А тут ещё и Николай Васильевич Мохов осенью седьмого класса подлил масла в огонь, и без того ярко и жарко горевший.
– Всё у тебя будет хорошо, поверь мне, – заявил он ему однажды на тренировке, видя, как Вадик старается. – Главное: не ленись, не сбавляй обороты и внимательно слушай, что я тебе говорю, чётко выполняй мои требования. И тогда будешь бегать как Колчин Паша или Слава Веденин, а может даже и лучше их, многократно лучше… У тебя есть всё, чтобы стать настоящим лыжником, – выносливость, скорость, воля, амбиции. И нужно только эти драгоценные качества и дальше в себе культивировать и развивать, тренироваться подольше и побольше – через усталость, сомнения, всякие там “не хочу” и “не могу”, что для любого большого и важного дела смерти подобны. Мастерство – запомни! – штука капризная и ревнивая: как девица красная полной отдачи требует. Чуть-чуть ослабил внимание и напор – и проиграл, с носом, с рогами остался! Она, распутница, к другому быстренько убежит и даже ручкой тебе на прощание не помашет…
Вадик слушал внимательно наставления тренерские, слово в слово запоминал… и не жалел себя, не щадил, как плетью подстёгнутый именами Колчина и Веденина, гремевшими на всю страну. Тренировался он теперь четыре, а то и пять дней в неделю вместо положенных трёх и выкладывался на тренировках по максимуму, про запас ничего не оставлял; домой возвращался к обеду в прилипшей к спине рубахе, в куртке, мокрой насквозь, с исхудалым жёлтым лицом, одну лишь усталость смертельную отображавшим. Выпив прямо с порога целый чайник воды, он ложился потом на диван животом вверх и долго лежал так с прикрытыми плотно глазами, не двигаясь, не шевелясь, прислушиваясь только к тому, как ноет и страшно болит, пощады и отдыха просит его перетружденное на тренировке тело.
Частенько случалось и такое – когда он особенно переусердствовал на лыжне, – что его поташнивало, голова кружилась, было трудно с дивана встать. И ему тогда даже и есть не хотелось – вот в чём была беда. Хотелось лишь одного – немедленно уснуть крепким сном и не просыпаться до вечера…
Но спать было нельзя: в два часа пополудни начинался в школе первый в вечерней смене урок, – и нужно было подниматься и собираться поэтому, а перед уходом ещё и хоть что-то на бегу почитать, порешать. Так что не до сна ему было тогда, не до отдыха… и даже и не до еды: он уходил в школу голодный часто, растерзанный и разбитый, больной, ни к одному уроку как следует не подготовившийся.
Какие