«Сойка прилетает под окно…»
Сойка прилетает под окно
посмотреть сквозь мутное стекло.
У меня есть жёлтое зерно
для пернатых, фей и НЛО.
Для небритых особей – горилка,
для уставших – мягкая подстилка.
А для той, с которой я на «ты»,
поливаю белые цветы.
Ночные бабочки
Штопор, штрафная рота,
выживи или умри.
Как на фашистские дзоты,
падают на фонари.
«Ноябрь, нетрезвый запах листьев…»
Ноябрь, нетрезвый запах листьев,
оптимистический исход,
дороги заметает лисья
позёмка, кончен год.
Деревьев кости посветлели,
как под рентгеном, ночь бела,
и время вздрагивает еле,
как между рамами пчела.
До волчьих нор пейзаж зачитан,
явись, израненный Ван Гог.
Твой путь запутанный и чистый
направит бог.
«Я жил на задворках…»
Я жил на задворках
империи грустной,
курил Беломор
и пил за искусство.
Мне по фигу Сталин,
не снится мне Ленин,
и песни иные
поют поколенья.
И я подпеваю
из новой посуды
за то уже было,
за то ещё – будет.
«Бог – это имя…»
Бог – это имя.
Отчество и фамилия
убивают Бога.
Бог – это безумие.
Сознание убивает Бога.
Бог – это мера.
Творчество убивает Бога.
Бог – это сомнение.
Вера убивает Бога.
Бог – это пустота.
Жизнь убивает Бога.
«Двуедино: башмаки и путь…»
Двуедино: башмаки и путь,
женская раздвоенная грудь,
свет и тень на старческом лице
и начало нового в конце.
«Ты богат, потому что нищ…»
Ты богат, потому что нищ,
я блажен, потому что пьян.
Мир без бога, сказал Ницше,
мир во зле, сказал Иоанн.
Говорили: мир – красота,
говорили: мир – суета.
А предвечный, кто хлеб суть и соль,
прошептал на горе: мир есть сон.
Омар Хайам. Игра
Площадка ровная, мяч кругл,
забава сердцу, тренаж для ног и рук.
Начала и концы, игрок и зритель —
в руке невидимой, швырнувшей мяч в игру.
«Принимайте правила игры…»
Принимайте правила игры
улицы, опущенного мира,
надписи в общественном сортире,
словно в Конституции, стары.
Приняты данайские дары,
где вы, древние уроки Трои?..
Словно Конституция страны,
жизнь пуста, смерть похорон не стоит.
«Откройте бутылку и пейте…»
Откройте