Петя берёт велосипед из сеней, вытаскивает его на террасу, переворачивает и ставит на раму, открывает дверь во двор с видом на погреб, огород, палатку и водохранилище и крутит колёса, воображая себя капитаном корабля…
Но в конце концов послеобеденный сон одолевает его, и он прикладывается на диван, надеясь продолжить «плавание», но быстро засыпает и спит до тех пор, пока папа не зовёт его пить чай «со сна». Папа всегда так говорит, чем смешит Петю, так как ему слышится «сосна».
Но чай выпит, и папа ставит на табуретку ведро и велит Пете сделать рисунок простым карандашом.
Петя, между прочим, хотел было поехать кататься на велосипеде, но пыхтит над рисунком. Папа подходит, поправляет. Пете это очень не нравится, потому что после папиных поправок он теряет себя, хотя ещё и не понимает, что это такое. Вообще, это бесконечное рисование… То папа раздевается до пояса и говорит рисовать его торс в разных поворотах, то велит рисовать портрет (хорошо ещё, что в профиль!). Усы и нос выходят похоже, а вся голова – ну прямо как статуи с острова Пасхи!
А чтобы нарисовать портрет Лены Митрофановны, Петя тайно подкладывает под свой лист папин рисунок Лены и срисовывает с него. Получается очень здорово, и папа хвалит, а Пете стыдно, однако он так и не признаётся в обмане.
Но самое ужасное – это когда папа заставляет Петю учиться писать маслом! Ставит натюрморт, дает палитру, выдавливает на неё краски… Заливает в чашечки пинен, даммарный лак… И всё это грозит вылиться! И как это всё смешивать?
Натюрморт в конце концов написан с папиной помощью и даже красиво смотрится, но папа понимает, что масляная живопись – это не Петина стезя.
То ли дело носить за папой ящик с красками, смотреть, как он расставляет мольберт, ставит на него холст в подрамнике, а перед этим грунтует холст каким-то белым порошком и ещё чем-то… И вот – первый мазок! По чистейшему белому холсту! Папа всегда начинает со светлых тонов. Вот это радость, это интересно! А самому писать трудно и страшно.
В следующий раз Петя писал маслом через полвека с лишним. И получилось неплохо, но руки вспомнили тот натюрморт и тот страх.
22 декабря 2013 г.
Звуки
Говорят, что запахи невозможно запомнить, чтобы мысленно воспроизвести. Зато они сразу возвращают в то место и в то время, где и когда ты услышал их впервые. Такая получается «левитация» в пространстве и во времени. Вот и звуки тоже. А для меня, может быть, даже в большей степени, чем запахи. Но не все звуки помнятся, а почему-то лишь те, что слышал, когда был счастлив.
…совсем маленький стою возле огромного чёрного рояля, а папа играет вторую фугу из «Хорошо темперированного клавира» И. С. Баха. Я уже