Главными источниками для этого исследования послужили, в первую очередь, личные воспоминания автора[3], письменное наследие отца Софрония и заметки очевидцев. Были использованы архивы различных школ, в которых учился отец Софроний, а также газеты, журналы с обзорами выставок и каталоги. Также были изучены некоторые личные письма, исследования, архивы и сочинения современников и друзей отца Софрония. Самой сложной частью исследования оказался поиск документов, относящихся к студенческим годам Сергея Сахарова в России. Поскольку это было время послереволюционной разрухи, в архивах сохранилось очень мало материалов, а семья уничтожила все документы после его отъезда, потому что в то время люди, имеющие родственников за границей, подвергались большой опасности. Для решения этой проблемы была изучена вся доступная информация и были сделаны соответствующие выводы. До нас дошло очень мало работ периода пребывания отца Софрония в Берлине и в Париже. Может быть, это объясняется тем, что о. Софроний «сжигал мосты по зади себя»[4] перед тем, как уехать на Афон. По этой причине наши выводы основаны на стилистическом анализе тех немногих художественных работ, которые были нам доступны.
Глава 1. Годы становления в России
Архимандрит Софроний, в миру Сергей Семенович Сахаров[5], родился 22 сентября (по старому стилю) 1896 года в Москве в многодетной православной семье преуспевающего ремесленника. Отец, Симеон Сахаров, был уникальный мастер по изготовлению дамских сумочек и чемоданов. В семье было десять детей. Родители дали всем детям христианское воспитание. Больше всего времени в детстве Сергей проводил с няней. Она была простым и глубоко верующим человеком и часто брала с собой Сергея в храм. С детства он привык бывать на длинных богослужениях и молиться по нескольку часов подряд, что оставило глубокий след в его душе.
«С юных лет мысль о вечности усвоилась моей душе. С одной стороны, это было естественным следствием детской молитвы Живому Богу, к Которому ушли мои деды и прадеды; с другой – дети, с которыми я тогда общался, с наивной серьезностью охотно останавливались раздумьем на сей тайне. Подрастая, я все чаще возвращался к размышлению о бесконечном, о том,