Медсестра разговаривала с ним довольно вежливо, но Нокс знал, что она о нем думает. Неодобрение было написано у нее на лице. Оно читалось в ее поджатых губах и сморщенном носике. Оно проявлялось даже в дрожи рук, когда ей приходилось к нему прикасаться.
Нокс сказал себе, что это не должно его задевать. За последние восемь лет он стал достаточно толстокожим и перестал обращать внимание на подобные мелочи. Какое ему дело до того, что думает о нем эта узколобая девчонка?
Он сделал над собой усилие и отвел взгляд в сторону. Вскоре в медпункте начали появляться заключенные. Их приводили сразу по двое. После формального обыска, которому подвергал их надзиратель, медсестра беседовала с одним, записывая необходимые данные, а врач проводил осмотр другого.
Девушка то и дело вздрагивала, как кошка в комнате, полной кресел-качалок. Нокс нахмурился. Здесь так нельзя. Он знал, что добром это не кончится. В подобном месте главное – это спокойствие. Ей следовало хотя бы делать вид, будто она держит себя в руках.
Другие заключенные также ощущали ее нервозность. Они наблюдали за ней. В их глазах светился голод. Это были животные, давно не видевшие мяса. Даже старик Хэтчер, который провел в тюрьме почти всю свою жизнь и ходил, согнувшись и волоча ноги, смотрел на медсестру так, как будто собирался ею пообедать.
Нокс снова перевел на нее взгляд. Он наблюдал за ней, лежа на кровати, и чувствовал, как тревога тисками сжимает его внутренности. Молва о ней молниеносно разнесется по тюрьме и, подобно каплям крови, попавшим в воду, начнет привлекать сюда все новых акул.
За годы, которые Нокс провел в «Девилс Рок», тут изредка появлялись женщины. Это были надзирательницы и прочий персонал. Была, к примеру, психотерапевт доктор Шеппард, которая беседовала с ним и некоторыми другими заключенными. Она хотела, чтобы они открылись ей и начали говорить о том, что они сделали и чего лишены за решеткой. Шеппард было уже за пятьдесят, но другие парни просились к ней на прием, прослышав, что у нее красивые ноги. Как крысы из гетто, так и скинхеды внезапно загорелись желанием излить душу в обмен за возможность пялиться на нее и уловить аромат ее духов.
Но для него эти встречи были пыткой. Все эти разговоры… Почему он сделал то, что сделал? Сожалеет ли об этом? Поступил бы он иначе, если бы ему представилась такая возможность?
О боже! Он не нуждался во всем этом дерьме. Нокс знал, почему он сделал то, что сделал, и да, он об этом сожалел. Он причинил боль очень многим людям. Нокс раскаивался в этом, но прошлое ведь невозможно изменить, верно? А значит, что толку об этом говорить?
У него была лишь одна дорога – вперед. Выжить в этом месте – вот что было важно. День за днем, день за днем. Конечная цель заключалась в том, чтобы вытащить отсюда себя и брата, выйти на свободу живыми и желательно как можно менее пострадавшими. Это было настоящее. А прошлое пусть катится ко всем чертям.
Нокс