– Вот ведь, – сокрушался реконструктор, – я так мечтал увидеть Альдегьюборг, и чего это нас к славянам занесло?
– Родину защищать! – не то серьезно, не то шутя произнес Вадим.
– Понятно… – многозначительно протянул реконструктор, – и все же интересно, что это Боривой нас, почти незнакомых ему людей, так лихо в дружину завербовал?
– Даю сто процентов, – ответил Вадим, – что он хочет поближе с нами познакомиться.
– Ага, чтобы мы, значит, у него на глазах были?
– Ну типа того…
Колонна почти прошла, и тут Вадим заметил среди последнего идущего десятка щербатого воина в кожаном шлеме.
– Палей! – громко позвал Вадим.
Щербатый воин повернул голову. Неглубокие мелкие оспины покрывали почти все его лицо, отчего он казался угрюмым. На нем была накидка из коровьей шкуры, накинутая поверх коричневой кожаной рубахи. Одеяние перехватывал тонкий ремень, за который была заткнута увесистая секира. В руках Палей держал круглый щит.
– Пошли, – сказал Вадим реконструктору, – вон наш десяток.
Получив приказ князя, Палей поставил их в последний ряд, где они зашагали, замыкая колонну всей дружины.
Прошагав примерно час, Андрей заметил, что Вадим напряженно о чем-то думает; хмурит брови, прищуривает глаза.
– Ты чего такой грустный? – спросил реконструктор.
– Да ты знаешь, все пытаюсь вспомнить, где я уже слышал это имя…
– Что за имя?
– Боривой. Видишь ли, мне кажется, что-то очень знакомое…
– Знаешь, а вот мне показалось другое имя знакомым.
– Ну и?
– Князь просил воеводу отправить гонца к Гостомыслу…
– Гостомысл, Гостомысл, – в раздумьях произнес Вадим.
– Хм, Боривой, хм-м-м… Боривой, – что-то вспоминая, бубнил Андрей.
Шли без остановки часа три или четыре, пока не уперлись в большую реку. Был объявлен короткий привал. Воины разместились по десяткам, по обе стороны от дороги и принялись утолять голод и жажду из имеющейся у каждого походной заплечной сумки. У друзей тоже была снедь, заботливо дарованная вепсами – два отменных копченых сига, хлеб и вареные яйца. Ели молча, не спеша.
– Точно, – вдруг, хлопнув по коленке, изрек Андрей, – точно, я вспомнил! Гостомысл – это новгородский князь и отец Ульфиллы.
– А Ульфилла, кажется, мать Рюрика, – неожиданно для самого себя припомнил Вадим.
– Ну точно тебе говорю, в новгородских изводах[29] есть упоминание о Гостомысле, – с азартом продолжил Андрей, – он выдал свою дочь за какого-то финского князя и у них родился Рюрик.
– Все это бабушкины сказки, – спокойно ответил Вадим, стряхивая с колен хлебные крошки, –