Лифт высадил Иштвана перед входом в обсерваторию, диафрагма люка разошлась лепестками, открывая двухметровый овал входа, и он вбежал в операционный зал с тремя коконкреслами, в одном из которых торчала голова Миклия Терлича.
– Стенка приближается, – сообщил он, не глядя на Иштвана. – Я сначала подумал, что это дернулся к ней наш планетоид, один или вместе с Верой (Верой они назвали центральную звезду системы), но «Умник» утверждает, что сдвинулась сама Стенка. И продолжает приближаться.
Иштван устроился в соседнем коконе, включился в комплекс полного контакта с обсерваторией и бегло просмотрел данные анализа обстановки. Через минуту он убедился, что Миклий прав: Стенка Космориума, простоявшая десять веков в абсолютной неподвижности (относительно соседних звезд и галактик), действительно приблизилась к погранзаставе на несколько световых минут и продолжала сокращать расстояние между собой и Верой.
Иштван посмотрел на Миклия и встретил его мрачный взгляд.
– Если Стенка будет и дальше нестись к нам в том же темпе, через двадцать дней она снесет Веру, планету и заставу. Что это еще за напасть, как ты думаешь?
– Не знаю.
– Ты же ученый, физик-универсалист.
– Я не занимался проблемами Абсолютов.
– Чем?
– Стенка – это нечто вроде Абсолютной Воли демиурга, ограничившего наш поврежденный нагуалями домен, принцип какого-то запредельного состояния материи, я в своих работах его не касался.
– Где-то я слышал, что Стенки – родственницы нагуалей.
– Не уверен. Мы уже убедились, что наш космос перестал подчиняться единым универсальным законам…
– Я не об этом. Что будем делать?
– Прежде всего надо сообщить на Гею.
– А потом? Эвакуировать заставу?
В зал вошел улыбающийся, всегда находящийся в хорошем настроении Тэд Джордан:
– Что у нас плохого, старички? Есть ли вести из-за границы?
Он шутил так постоянно, не предполагая, насколько его стандартная шутка может оказаться близкой к реальности. Но вопреки мнению, которое могло сложиться о нем у других людей вследствие его веселого бесшабашного характера, безалаберным или недалеким