– Значит, поначалу ты не хотел вести Геррика к себе домой, но все же привел. Почему?
– Ну… ему было плохо, – нерешительно объяснил я. – Он был такой слабый и, может быть, даже умирал. А вызвать скорую помощь не захотел. Что же мне было делать – не оставлять же его так на улице…
Я замолчал, потому что Алиса прерывисто и быстро вздохнула. Она вздохнула, а потом подняла руки, сжатые в кулачки и слегка ударила их друг о друга.
– Все правильно, – заключила она. – Все правильно. Ты спас ему жизнь. А я надеялась…
На что она надеялась, она объяснять мне не стала, снова прерывисто вздохнула – раз, другой, третий… Вскочила на ноги, словно хотела выбежать из комнаты, широко открыла глаза – яркая синева их хлынула на меня как волна, – опустилась рядом со мной на тахту, почти неслышно произнесла:
– Ты спас всех нас, воин…
И вдруг подняла лицо – с чуть разомкнутыми нежно-упругими губами, ждущими поцелуя…
Потом Алиса заснула минут на пятнадцать. Я смотрел, как она безмятежно дышит: спокойно, точно ребенок. Волосы ее цвета осени разметались по всей подушке. В углах тонких век скопились серые тени усталости. Я готов был драться со всем миром, только чтобы не потревожили ее сон. Ничего подобного со мной еще никогда не было.
Но когда она проснулась и рывком открыла глаза, я увидел, что солнечная синева из них опять испарилась и остался твердый, голубоватый, металлический блеск, как у Геррика, такой же безжалостный и пустынный, только, пожалуй, еще более непримиримый, чем раньше.
Несколько мгновений она изучала меня, словно не понимала, как оказалась в постели с этим мужчиной, а потом – тоже рывком – уселась и, придерживая на груди одеяло, глянула с проявившейся озабоченностью:
– Пожалуйста, никогда не говори об этом моему брату. Ни словом, ни намеком, я тебя очень прошу.
– Почему? – спросил я.
– Он этого не поймет.
– Разве ты не свободная женщина? – с удивлением спросил я.
Мне казалось, что уж кто-кто, а она делает то, что захочет.
– Разумеется, свободная, – высокомерно объяснила Алиса. Отодвинулась нервно, как будто ее смущало, что я созерцаю ее голую спину. – Разумеется, я перешла порог Детства и давно решаю сама, как мне поступать.
– В чем дело? – озадаченно спросил я.
– Ни в чем!
– Я тебя чем-то обидел?
– Не трогай меня!
Я протянул руку, чтобы привлечь Алису к себе, но она, точно кошка, отпрянула еще дальше.
Высоко поднялись дуги рыжеватых бровей.
Нос заострился.
Алиса, не глядя на меня, объяснила:
– Миледи, конечно, может переспать с простым воином или слугой, если таков будет ее каприз. Но ни воин, ни тем более слуга никогда не станут ей равными. Потому что воин – это всего лишь воин, и слуга – это всего лишь слуга. Они останутся таковыми до конца жизни.
Она прикусила губу.
– Отвернись,