Как вертикальны эти власти,
и как умножились все вещи!
Как мягко стелет алчной страстью
цинизм – улыбчивый, зловещий.
Как снова выползают гады
из нор, смолою не залитых.
И как они все будут рады
расстреливать давно убитых!
На рождества двухтысячных
Иродово коварство и детоубиение.
Скорбь и терпение до конца.
Отрясение праха, убегание и гонение.
Звезда, обретающая форму венца.
Древо доброе и древо гнилое.
Труп смердящий и Божий виноград.
Одесную – благословение изгоя,
ошуюю – искореняемый сад.
Катов и татей душа пустая.
Око лукаво – на Дух хула.
Смоковница – бесплодная и сухая.
Один Бог благ. Ему хвала.
«Скоро, скоро ночи…»
Скоро, скоро ночи
снова станут короче!
А дни начнут прибавляться
чуть не на мили.
И всё это будет сразу
после дня рождения Джугашвили!
Ну, а к пятому марта —
ко дню инсульта его, иль инфаркта —
даже на севере снег уже тает,
а страна вся сияет и расцветает!
Слава тебе, Сосо Джугашвили!
Будем вечно верны мы твоей могиле.
Пока совсем стариками не стали…
Пока не прикончит нас новый Сталин.
«Ностальгия по пыткам…»
Ностальгия по пыткам,
оголтелому пьянству,
по безумным попыткам
расширенья пространства.
По холопству и хамству.
Боже, как все мы врали!
Как пытались согреться!
Как всех нас обобрали —
было некуда деться
из «счастливого детства».
Что-то стало как прежде.
Только молодость где-то
в second-handной одежде
щеголяет по свету,
курит ТУ сигарету.
А «шузы» с «разговором»,
«штатский» беленький плащик
для студента и вора
высочайшее счастье —
наивысший образчик!
То-то праздник на зоне
полученье посылки!
Для солдата в погоне
и для вора в законе…
Даже для лесопилки.
Театр
Меня на свете нет. Я, извините, пуст.
Я прохожу сквозь кресла, стены, лампу.
На склоне лет не дерево, а куст,
торчащий из кулис, и слышен хруст
моих ветвей, что тянутся за рампу.
Театр переполнен. В ложах тьма
слепых поводырей. А осветитель,
чтобы от страха не сойти с ума
свет направляет на портрет Сома,
одетого в зелёный старый китель.
На сцене ссора, споры… Голосят
и суетятся жалкие актёры.
И все похожи на слепых котят,
которые прозреть хотят,
но только щурятся и поправляют шоры.
А