Эти слова Перикла были встречены всеобщим одобрением.
– Но вернемся к спору Алкаменеса и Агоракрита, – продолжал Перикл, – какой из двух Афродит отдаст преимущество прекрасная чужестранка?
– Эту статую, – сказала милезианка, бросив взгляд на создание Агоракрита, – я приняла бы скорей за какую-нибудь суровую богиню, например, за Немезиду…
– Немезиду, – повторил Перикл, – действительно, сравнение очень удачно. Немезида – суровая, гордая богиня, которая всегда мстит за оскорбления, и в этом произведении Агоракрита, мне кажется, много свойственных ей черт. Красота этой богини – ужасная и угрожающая. Если афиняне желают поставить у себя в саду изображение Афродиты, то мы также можем с позволения Агоракрита поместить эту статую Немезиды в храме богини в Рамносе. Думаю, ваятелю будет легко прибавить к своему произведению соответствующие символы.
– Я сделаю это, – мрачно проговорил Агоракрит, – моя Киприда станет Немезидой…
– Кому же, прекрасная незнакомка, – сказал Перикл, – кому же отдашь ты лавровую ветвь, а кому розу?
– И то и другое – тебе, – отвечала милезианка. – Из них, никто не стал ни победителем, ни побежденным. Мне кажется, что все венки должны быть присуждены человеку, открывшему путь к приобретению благороднейшей награды.
Говоря это, она подала лавровую ветвь и розу Периклу. Взгляды их встретились.
– Я разделю лавровую ветвь между обоими юношами, – сказал Перикл, – а прекрасную розу сохраню для себя.
Он разломил ветку лавра на две части и вручил скульпторам, затем сказал:
– Я надеюсь, что здесь не осталось недовольных? Только Задумчивый стоит в каком-то беспокойстве и с серьезным видом глядит перед собою: скажи нам, чем ты озабочен, друг мудрости?
– Прекрасная милезианка, – ответил юноша, – доказала нам, что прекрасное может доставить народу преимущество перед всеми другими, но я хотел бы знать, также ли легко достигнуть этого благодаря добру и внутреннему совершенству?..
– Я думаю, – сказала милезианка, – что добро и прекрасное одно и тоже.
Вскоре гости Фидия начали расходиться. Прощаясь с милезианкой, Перикл спросил как ее зовут.
– Аспазия, – ответила она.
– Аспазия, – повторил Перикл. – Какое имя. Оно тает как поцелуй на губах.
Глава II
Перикл не мог заснуть после визита к Фидию. Его тревожила мысль о делосском сокровище, которое должно стать основанием для нового могущества и счастья Афин. Если же он на минуту забывался сном, то видел перед собою очаровательный образ милезианки