– Никиточка, детка, почему же у тебя дверь раскрыта? Сколько раз говорила, запирай аккуратно, иди сюда, смотри, что я принесла…
Я онемела, Юрка сразу тоже не сообразил, как поступить. Художница вошла в прихожую. В правой руке она держала большую хозяйственную сумку, в левой два шоколадных яйца.
– Ники… – начала она, но, увидав меня, осеклась. – Виолочка? Слава богу, это вы. А то уж я испугалась, кого Кит впустил. Ну как съездили?
Я растерянно протянула ей договор:
– Вот.
Марья Михайловна поставила кошелку и сказала:
– Ну спасибо, неужели…
Тут из гостиной высунулся фотограф и крикнул:
– Юрка, я тут все отщелкал.
– Что здесь происходит? – прошептала художница.
– Только не волнуйтесь, – начал Юра, – лучше пойдем на кухню, там сесть можно…
– Никиточка… – прошептала Марья Михайловна, – Никиточка…
– Он остался жив, – быстро сообщила я. – Только крови много потерял, на «Скорой» увезли.
Не говоря ни слова, женщина закатила глаза и опустилась на пол.
– Веня! – заорал Юрка.
Из гостиной выскочил парень, руки которого были обтянуты тонкими резиновыми перчатками.
Юра затолкал меня на кухню и с укоризной сказал:
– Ну ты даешь, Вилка. Знаешь анекдот, как полковник вызывает к себе сержанта и велит тому сообщить рядовому Петрову о смерти родителей?
– Нет, – буркнула я мрачно, – самое время сейчас веселиться.
Но Юрка, словно не услыхав последней фразы, спокойно продолжал:
– В общем, поставил полковник перед собой сержанта и приказывает: «Ты там поделикатней действуй, все-таки родные люди погибли». Ну сержант выстроил солдат и как гаркнет: «Эй, ребята, у кого отец с матерью живы, два шага вперед! А ты, Петров, куда прешься? Ты у нас со вчерашнего вечера сиротой стал!»
– Ты это к чему? – поинтересовалась я.
– Да просто так, – хмыкнул Юрка, – здорово с бабкой разобралась: жив пока, много крови потерял…
У Марьи Михайловны я просидела до позднего вечера. Милиция ушла где-то в районе семи. Но мне стало жаль старушку. Она с потерянным видом сидела на диване и повторяла:
– За что? Господи, за что? Павлик, Леночка, Никита… За что?
– У вас ничего не пропало? – осторожно поинтересовалась я. – Деньги, драгоценности…
Марья Михайловна покачала головой:
– Пенсию унесли, сережки золотые, два кольца и шубу каракулевую. Видно, что нашли…
– Почему же Никитка впустил грабителей? – недоумевала я.
– Он такой ребенок, – снова заплакала бабушка, – небось и не посмотрел в глазок, распахнул дверь, и все.
Я оглядела дикий беспорядок, царивший в комнате.
У меня Никита всегда спрашивал: «Кто там?» Ни разу не помню, чтобы он просто открыл дверь…
Марья Михайловна дрожащей рукой взяла пузырек