Посреди знакомой полянки стоял совершенно незнакомый дуб с огромным дуплом. Из дупла на дочь художника пристально смотрела сова. Мигнула! Сова провожала девушку взглядом, когда та поворачивала то налево, то направо от дуба, и совиный взгляд тянул за собой всю большую совиную голову, поворачивая ее налево и направо.
Настоящая живая сова!
Она никогда не видела настоящей живой совы…Только на картинках. А эта сова – точно настоящая.
И такая же незнакомая, как и наглый дуб, ухитрившийся прорасти на этом месте, подняться чуть ли не вровень с соснами и раскинуть ветви на полполяны всего-то за месяц.
Ибо месяц назад она была здесь и на месте дуба возвышался роскошный лопух. Очень крупный. Но все-таки гораздо меньше дуба.
О, появился хоть кто-то знакомый!
Она всякий раз брала с собой орехи для четы белок, живших тут бог весть как давно. Не то что бы Анна Харфагра умилялась от одного вида белок, нет. Она вообще считала, что люди слишком много восхищаются рыжими мышами, хотя бы и счастливыми владелицами кошачьих хвостов. Но белки считались тут старожилами, старше – только ворон Гуг. И они всегда проявляли к ней уважительную благосклонность. Почему бы не отнестись к ним столь же вежливо? Вот Гуг ее просто не замечал. Иногда не замечал демонстративно. И ему от Анны не доставалось ни крошечки. Вот еще!
Белки схватили по ореху и живо утащили добычу на тайный склад. По старому приятельскому обычаю им полагалось очень быстро вернуться за новой порцией. Но сколько ни ждала девушка, белки не появлялись.
Анна огляделась. Неспроста попрятались рыжие мыши. Знать пришел кто-то страшный и спугнул их.
Человека она бы услышала. Обязательно треснул бы сучок под ногой. Или зашуршала бы прелая листва. Или… да люди вообще очень большие и шумные звери, трудно их не заметить.
За девушкой наблюдал кто-то поменьше человека, но побольше белки. Кто-то рыжий за ореховым кустом. Ой, и еще кто-то белый из зарослей малины.
Анна перестала двигаться, ожидая, не выглянет ли кто-то рыжий из-за куста, не высунет ли кто-то белый морду из малинника. Она даже дышать стала реже. Неподвижность ее длилась так долго, что девушка потеряла счет времени. Она упрямо не шевелилась. Она вообще слыла изрядной упрямицей, эта Анна Харфагра, и ничуть не считала подобную репутацию зазорной.
Наконец, белое бесшумно пропало. Ну надо же, не заинтересовалось!
Зато рыжее все-таки высунуло нос и правую лапу из-за куста. Потом сделало осторожный шажок вперед. Второй шажок. А за ним и третий.
Девушка осторожно повернула голову и встретилась взглядами с огромным старым лисовином. Он ничуть не боялся Анну. Он просто вел себя с подобающей осторожностью.
Лисовин подобрался поближе, и девушка сочла его любопытство достаточным поводом для знакомства. Она сказала новому обитателю сада:
– Если ты не против, я буду называть тебя… скажем, Нур.
Лисовин ничего не ответил,