Трое
По улице узкой, в бок накренившейся, среди ручьев, луж и трещин, перепрыгивая и матерясь, трое шлендрали после дождя, встрепанные, как воробьи: Витя из Витебска, Петя из Петербурга, Мося из Москвы. Круглолицые манекены пялились за стеклами витрин, корявые ветви деревьев вздрагивали и роняли капли, возбужденные праздничные негры прыгали у забора и громко кричали. Петя заглянул за угол и присвистнул, шмыгнул и затаился; Витя и Мося за ним поспешили, шушукаясь и шебарша. Через несколько протяжных минут заурчало, зачихало, зашкрябало: выехала черная, вытянувшаяся вдоль, непонятно чужая и задергалась, набирая скорость метр за метром, втягивая в себя влажный густой воздух. В окне виднелась Витина харя; Петя в окружность руля вцепился намертво; Мося маялся на мягком. Понеслись вперед вытянутой струной, взвизгивая на поворотах, вздымая брызги веером, и долго смотрела им вслед старушка седая с авоськой в руках, вытирая платочком лицо и беззвучно в грохоте шамкая губами. А они, вышвырнувшись на проспект, наращивали мощные обороты. Петя подпевал, Витя взвизгивал, Мося молчал. Шуровали весело, разгонялись и проскакивали, метались из стороны в сторону зигзагами молний. Было поздно, когда заметили сзади мигавшие огни и услышали вой, вибрировавший дико. Свернули, сверкнули, запетляли заячьей повадкой, вычерчивая неровные стежки, словно пьяный портной, но напрасно – шерочка к машерочке, судьба к судьбе, пуля в мишень, а они к столбу с фонарной загогулиной наверху: чебурахнулись, чертыхнулись, треснули и затихли: Витя с виноватым видом, Петя с перебитым пальцем, Мося с мордой всмятку. Так их и взяли в двойной капкан, и погрузили, и увезли.
Групповой портрет в интерьере
Старый фотоснимок, по краям тронутый желтым. На снимке комната, залитая солнечным светом, настенный пестрый ковер, бахромой спадающий на спинку дивана; слева от дивана черное пианино, справа полированный шкаф, в утробе которого скрываются светлые летние платья, брюки, галстуки, пиджаки, строгие костюмы, шерстяные кофточки, хлопчатобумажные носки, безразмерные колготки, штопанные чулки, накрахмаленное хрустящее белье, синее махровое полотенце и куча разноцветного тряпья; напротив дивана стоит круглый стол с графином посередине, около стола три стула с вычурно гнутыми ножками, два стула плотно задвинуты, а третий повернут сидением к телевизору, стоящему на тумбочке между двумя высокими окнами; на телевизоре фарфоровая бело-коричневая статуэтка, охотничья собака с длинной вытянутой мордой; если всмотреться, то можно заметить, что хвост у собаки аккуратно приклеен; стол находится в центре комнаты, за ним – книжный шкаф, застекленный, на стеклах блики и не видно, что внутри; у четвертой стены большая двуспальная кровать, покрытая темно-красным пледом; потолки высокие; квадратный половичок рядом с кроватью; на окнах прозрачные кружевные занавески. Людей в комнате нет, но абсолютно ясно, что они только что вышли: люди, у которых глухота, люди, у которых слепота, люди, у которых