Сильнее разума. Геннадий Пискарев

тоже посвятил стихи:

      Река, река! Его стихия.

      Он, как мальчишка, с давних пор

      Влюблен в разливы голубые,

      В свет бакенов, речной простор.

      Он стар. Зимою к непогоде

      Сдает железный организм.

      Спина побаливает вроде,

      К ногам крадется организм.

      Но лишь подует ветер с юга,

      И скинет лед с себя река,

      Как утихают все недуги

      Болячек нет у старика.

      И вот он бодрою походкой

      Уже в затон шагает вновь,

      Где вряд стоят буксиры, лодки,

      Где чаек крик и крик гудков.

      Он – «волк морской».

      Он полон планов Низ себя он важный весь.

      Бранит мальчишек – капитанов

      За их начальственную спесь.

      Они с улыбкой переносят

      Его ворчанье и укор.

      А впереди-речные плесы,

      А впереди – речной простор.

      Сверкают блики золотые

      На волнах Волги – вверх и вниз.

      Река, река! Его стихия,

      Его любовь, работа, жизнь.

      И здесь на корабле произошла у меня судьбоносная встреча с одним человеком. Это случилось на пристани в Камбарке. По просьбе местного шкипера наш капитан согласился перевезти в трюме своего корабля несколько тюков с чаем. Грузчиками назначили нас, матросов. По трапу на спинах таскаем весело в трюм огромные, но легкие по весу грузы. Со стороны это впечатляет, видно. Недаром все пассажиры высыпают из кают, смотрят на нас, аплодируют. Справившись с работой, получив наличными за шабашку, идем с матросом Колькой Гарцевым в буфет (их на корабле, как и ресторанов несколько) выпить по кружке пива. И вдруг видим – направляется в нашу сторону некий джентльмен.

      – Ребята, наблюдаю за вами. Вот это работа! Прямо картина Максима Горького, описание им разгрузки севшей на мель баржи. Поэзия в труде да и только. После этого можно принять кое-что и покрепче пива.

      Смотрим удивленно на чудака; а он ничтоже сумняшеся, заказывает три стопки старки – одну себе, две нам. Не имея скромности отказываться, мы выпиваем предложенное. Завязывается разговор, заканчивающийся декламацией Григорием Петровичем (так назвался наш визиви) стихов почти неизвестного тогда нам Сергея Есенина и приглашением посетить каюту, в которой он отдыхает со своими друзьями. «До Горького они были с женами, но там сошли – навестить своих подруг», – пояснил Петрович и попросил, когда придем к нему, захватить какой-либо музыкальный инструмент. У меня была гармошка, у Кольки – гитара.