И капитан не будет выброшен за корму.
В шторме проверим крепость рук, парусины, борта.
Мачты потонут в брызгах. Слышишь тугой их стон?
Вырежи мне кораблик. Кораблик такого сорта,
Который из всякой бури чудом всегда спасен.
От берега нашей ванны, разрезав волн нахлесты,
Кораблик поверит в море. Поверит, что края нет.
Сделай такой кораблик, ведь это довольно просто…
Сделай, и он откроет какой-нибудь новый свет.
На борт шагнем задорно – рому старым пиратам!
Отведаем белой пены – соленые гребешки.
Море отодвигает границы твои стократно.
Качает. Под крики чаек простор для лихой башки.
Борей нам расправит спины. Перевернет страницу.
Полярной звезде доверим вести нас на край земли.
Представь, лунный серп, и море внизу серебром волнится
И звезды в глубоком небе, точно в костре угли.
Выруби мне кораблик. Я знаю, без лишней жалости
Наждак отшлифует занозь. Исправит все виражи.
Сделай же мне кораблик, Дедушка, пожалуйста!
В полдень я отплываю. Я начинаю жизнь.
Лишь сорняк пробивается сквозь асфальт…
Лишь сорняк пробивается сквозь асфальт,
плюс – деревья, но эти – другой замес.
Отправляйся хоть по морю что ли как новый Чайльд,
но сумма не меняется при перемене мест.
Так учил я сидя за школьной партой,
и жизнь представлялась длинной, что шаг папани;
я с тех пор семенил с ней рядом и спал под картой,
забирался по ней в места, где кличут мадам и пани.
И как будто бы вынес такой мотив,
что сорняк пробивается лишь сорняк;
против догм и традиции, супротив,
раздирая щебень, металл, плитняк.
Сорняку не надобно твердой почвы,
он уместен будет в любом ландшафте, масти;
он не пишет писем, не ведает индекс почты,
как не ведает грабли судьбы или тяпку власти.
Я становлюсь прозрачным…
Я становлюсь прозрачным, я обретаю легкость;
В сердце моем открылась чертовски большая емкость.
Дрожью наполнен воздух; я становлюсь стеклянным.
Мысли мои в распаде; привкус несносно пряный.
Спать стало сложным делом: каторжно, тяжко, жарко;
Душа не слушает тело, да и плевать, не жалко.
Время куда-то делось; я устаю от дрожи;
Эти прикосновения становятся все дороже.
В этой моей пустыне, где я бродил доселе,
Нынче есть руки, взгляды, – это крутое зелье!
Что же со мною сталось? Что я без этих пальцев?
Сердцу претит усталость, разум теснит нахальство.
Жан-Клод уважает простую жизнь…
Жан-Клод уважает простую жизнь в мерном расходе сил;
Не вылезает из старых джинс и стоптанных мокасин.
В церковь не ходит: «к чему ходить, коли не согрешил?».
Жан-Клод никогда не любил спешить, не покорял вершин.
Любит