– Баранкин, – спросила Натка, положив руку на его крепкое плечо, – у тебя мать есть?
– Есть. Александрой зовут, – охотно и обрадованно ответил Баранкин. – Александра Тимофеевна. Она у нас в колхозе скотницей. Всю эту весну пролежала. Теперь ничего… поздоровела. Бык ее в грудь боднул. У нас хороший бык, породистый. В Моршанске прошлую зиму колхоз за шестьсот рублей купил… Иду, иду! – крикнул Баранкин, оборачиваясь на чей-то далекий хриплый окрик. – Это Гейка зовет, – объяснил он. – Мы с ним дружки.
Когда Натка спускалась к площадке, солнце уже скрывалось за морем. Бесшумно заскользили серые вечерние стрижи. Задымили сторожевые костры на виноградниках. Зажглись зеленые огни створного маяка. Ночь надвигалась быстро, но игра была в самом разгаре.
«Хорошие свечки дает Картузик», – подумала Натка, глядя на то, как тугой мяч гулко взвился к небу, повис на мгновенье над острыми вершинами старых кипарисов и по той же прямой плавно рванулся к земле. Натка подпрыгнула, пробуя, крепко ли затянуты сандалии, поправила косынку и, уже не спуская глаз с мяча, подбежала к сетке и стала на пустое место, слева от Картузика.
– Пасовать, – вполголоса строго сказал ей Картузик.
– Есть пасовать, – также вполголоса ответила она и сильным ударом послала мяч далеко за сетку.
– Пасовать, – повторил Картузик. – Спокойней, Натка.
Но вот он, крученый, хитрый мяч, метнулся сразу на третью линию. Отбитый косым ударом, мяч взвился прямо над головой отпрыгнувшего Картузика.
– Дай! – вскрикнула Натка Картузику.
– Возьми! – ответил Картузик.
– Режь! – вскрикнула Натка, подавая ему невысокую свечку.
– Есть! – ответил он и с яростью ударил по мячу вниз.
– Один – ноль, – объявил судья и, засвистев, предупредил: – Шегалова, Картузик, не переговариваться, а то запишу штрафное очко.
Натка рассмеялась. Невозмутимый Картузик улыбнулся, и они хитро и понимающе переглянулись.
– Шегалова, – крикнул ей кто-то из ребят, – тебя Алеша Николаев зачем-то ищет!
– Еще что! – отмахнулась Натка. – Что ему ночью надо? Там Нина осталась.
Темнота сгущалась. На счете один – ноль догорела заря. На восемь – пять зажглись звезды. А когда судья объявил сетбол, то из-за гор вылезла такая ослепительно яркая луна, что хоть опять начинай всю игру сначала.
– Сетбол! – крикнул судья, и почти тотчас же черный мяч взвился высоко над серединой сетки.
«Дай!» – глазами попросила Натка у Картузика.
«Возьми!» – ответил он молчаливым кивком головы.
«Режь!» – зажмуривая глаза, вздрогнула Натка и еще втемную услышала глухой удар и звонкий свисток судьи.
– Шегалова и Картузик, не переговариваться! – добродушно сказал судья. Но уже не в виде замечания, а как