Янтарь паркета и вуаль,
На солнце роза с коньяком?
Ее тончайший аромат —
Моя надежда – не мечтай!
Зеро на все – вам шах и мат!
Ей только сказки подавай…
Рисуй, Альберт, и не зевай
у горы Фудзияма.
«Храни меня, гусарский бог…»
Храни меня, гусарский бог,
Денис Давыдов и Кобзон-т!
Похоже, сделал все, что мог.
Уходит в дождь мой синий зонт.
Нордическая суббота, однако
Вот суббота как суббота,
Отдохнул от вечных дел.
В клубе-чуме лишь работа:
Кто играл, а кто потел.
Проиграл онучи в карты,
Шел от чума песни пел.
Проиграл оленей, нарты,
Тещу, дедов самострел.
Станет в чуме попросторней
И у чума посвежей.
Просушу, однако, корни,
Шкуры белок и ежей.
Место тещи под джакузи,
Вокруг чума авеню.
Самострелу – ша! Есть УЗИ…
Быть на скатерти меню!
Что еще? Детей всех к теще.
Чтоб ее задрал лесник
В нашей приболотной роще,
Чтоб потом сожрал и сник.
Мы с голубушкой-женою
Одну ночку отдохнем…
А проснемся лишь весною.
Нет, не рано, в общем, днем.
Моя мечта
Радченко Александре
Под шапкой белых облаков,
Над клевером у склона
Лишу невидимых оков
Мечту от долгого полона.
Став основанием для снов
На небосклоне алом,
Блеснет, лишенная оков,
Магическим кристаллом.
Осветит изумрудный рай
Седые дебри яра
И поведет в далекий край
Слепого савояра
Моя мечта.
«Вологодский сказ о том…»
Вологодский сказ о том,
как художник Альберт попал на
ярмарку в Харовск.
– Купи камчатского бобра!
Иначе подложу.
Все больше от него Добра
Я щедро отслужу.
(Купил):
– Я жизнью жил и не тужил.
Я «жи» и «ши» писал, как мог.
Я ел, как мог, качался в поле.
Но врут, что пел:
«Жынюсь на Оле» в ля-миноре!
(Блабуду) – ду у горы Фудзияма
Глава четвертая
Он стоит у окна
Не было шести. Он стоял у окна и смотрел на раскисший Бремен. Город не встретил его этой ночью. Раздавленный небесным свинцом, он вымучивал сны, он видел себя высоким и стройным, озаренным солнцем и смехом женщин…
Утро. Они встречали его у ворот тюрьмы, все. Полтора года за нападение на полицейского. С того дождливого утра прошло много лет. Полтора года за нападение на полицейского…
Они стояли, как сестры, стояли молча и не замечали, как ненавидят друг друга. Одна была с цветами. Лица не вспомнить, но, кажется, Хелен. Он никогда не помнил ее лица, только черное платье с ниткой жемчуга. Духи? Она не пахла. С цветами Хелен. Хелен