– Ты хочешь есть? – спросила Надин.
– Нет, – отрицательно помотала гривастой головой Патриция.
– Это замечательно.
– Замечательно то, что я не хочу есть? Ты всегда жалуешься на то, что я мало ем.
– Замечательно то, что у нас есть немного время поболтать, – сказала Надин по-русски.
– Что есть поболтать?
– Это значит bavarder, а не parler. Теперь ты понимаешь разницу?
– Да, это действительно большая разница, – насмешливо проговорила Патриция и отошла к окну, рассматривая открывающийся из него вид.
Надин тоже подошла к окну и обняла дочь за плечи.
– Это означает, что я приехала в страну, где родилась, где прожила ровно половину жизни.
– Но раньше я не замечала, чтобы ты проявляла к ней большую любовь.
Патриция перешла на французский, и Надин решила, что на этот раз не станет напоминать ей об их соглашение, так им будет легче общаться. А разговор предстоит довольно серьезный.
– Просто я была очень занята.
– А сейчас ты освободилась?
– Не совсем, но у меня нашлось время и на воспоминания.
– Воспоминания? – удивилась Патриция.
– Конечно. Воспоминания – это есть Родина. Ты думаешь это дома, города или еще что-то. Ты была во многих странах и могла заметить, что везде все до ужаса похоже. Единственная разница в воспоминаниях. Когда я приезжала туда, меня не связывало с этим местом ничего. А с этой страной связывает очень много. Здесь есть люди, перед которыми у меня есть определенные обязательства. Когда-то я взяла их на себя – и вот пришло время их выполнить.
– Ты никогда мне ничего не говорила ни о каких обязательствах.
– Теперь говорю. Все надо сообщать тогда, когда наступает для этого подходящий час.
Патриция дернула вверх плечами и задумалась.
– И все же я не совсем тебя понимаю, мама.
– Но ты меня и не поймешь, если захочешь понять все сразу. Я прошу тебя об одном, прояви терпение. И ты постепенно начнешь многое видеть.
– Но объясни хотя бы, в чем моя роль?
– Но у тебя нет никакой особой роли, – едва заметно вздохнула Надин. – Ты просто будешь смотреть на то, что будет происходить, и делать то, что захочешь.
– Абсолютно все? – недоверчиво спросила Патриция.
– Ну, если ты захочешь покончить с собой или совершить убийство или ограбление или прогуляться по главной улице голой, то я, естественно, этого не одобрю, – улыбнулась Надин. – А так… Но разве я и раньше запрещала тебе что-то делать. Тем более я сама плохо представляю, как все будет складываться.
Патриция, наконец, отошла от окна и села в кресло.
– Но ты хотя бы мне объяснишь, в чем сокровенный смысл затеянного тобой деяния?
Надин села напротив дочери и достала сигареты.
– Я тоже хочу курить, – сказала Патриция.
– Пожалуйста, –